— Как политическая ситуация в Эфиопии, Марьям? — Я думал, у вас стабильное правительство.
Она прислонилась ко мне. - «Лев Иуды — старый, гордый человек, Ник. Молодые люди, его сыновья и внуки могут рычать и угрожать, но старый лев остается вожаком стаи. Иногда возникают заговоры, но Лев Иуды остается у власти. Те, кто не служат ему верно, чувствуют его месть».
"Что происходит, когда Лев умирает?"
«Затем приходит новый Лев, амхарский вождь. «Может быть, кто-то из его расы, а может и нет. Это не предрешенный вывод. Это тоже было не важно. Все, что я знал об Эфиопии, соответствовало национальному характеру, который Борджиа дал мне о ней. Они гордились тем, что являются единственной африканской страной, не колонизированной Европой. Однажды они проиграли короткую войну с англичанами, в результате которой император покончил жизнь самоубийством. Незадолго до Второй мировой войны они пострадали от итальянцев, когда слишком поздно узнали, что полномочия Лиги Наций не простираются так далеко, как они заявляли. Но они никогда не были государством-клиентом. Что бы ни сделал Борджиа, чтобы поселиться в пустыне, это была внутренняя проблема Эфиопии. И любой европеец или американец, ввязавшийся в это, был большим идиотом. Марьям положила руку мне на спину и размяла мышцы под рубашкой.
«Вы такого же роста, как мужчины моего народа», — сказала она.
— Ты тоже большая, Марьям, — сказал я.
"Слишком большая, чтобы быть красивой?"
Я тихо вздохнул. «Вы можете запугать невысокого мужчину, но разумный человек знает, что ваш рост — это часть вашей красоты», — сказал я. «Даже если твои черты скрыты под вуалью».
Она подняла руку и сорвала вуаль.
«Дома, — сказала она, — я одеваюсь по-западному. Но среди данакилов, которые являются последователями Пророка, я ношу чадру в знак своего целомудрия. Даже маленький сомалиец, чьи куриные кости я сломаю одной рукой, может подумать, что мое лицо — это приглашение к изнасилованию».
— Бедный Арфат, — сказал я. «Сайфа предполагает, что ничего не знает о верблюдах. Пачек приказывает ему во всех направлениях. А вы издеваетесь над его ростом. Почему он никому не нравится?
— Он сомалийец. Он вор.
«Он выбрал для нас хороших верблюдов».
"Конечно," сказала она. — Я и не говорила, что он плохой вор. Я только что сказала, что все сомалийцы — воры».
Я улыбнулся в темноте. Было достаточно исторических свидетельств ненависти, которая превратила Эфиопию в свободную федерацию племен, а не в сплоченную нацию. Марьям принадлежала к традиционно правящей касте воинов-христиан, сдерживавших восстание мусульманских орд в период средневековья, который длился дольше, чем темные века Европы. Более свежие воспоминания о Европе сделали меня немного более терпимым к напряженности среди эфиопов нашей группы.
