Мы скалим мертвозубые улыбки.
01.08.21.
Вьюга
Поношенный малиновый тулуп,
Курчавый, отдающий мокрой псиной,
Подаренный соседкой тётей Зиной.
Но я же, право, не настолько глуп:
За пять годов я розовой собаки
Так и не встретил, значит соврала.
Искусственный. Спалю избу дотла,
Пусть только ляжет. Не найдут останки.
И будет ветер выть в печной трубе,
Да кто ж ему, шалырнику, поверит,
Что я там был? Как скоро-то темнеет…
Мать не вернулась. Чувствую, к беде.
Уж пальцы зябнут. Лезу по сугробам,
Проваливаюсь (ну, ей Богу, крот),
Ресницы наспех снег сметал, но вот,
Поодаль, скорчившийся от озноба,
Чудной, знакомый с детства мне, старик
У ледяной колонки цедит воду.
– Эх, старый, вот бы мне твою заботу.
Скотину напоить – труд не велик,
Не то, что мать бродить-искать по вьюге.
Меня завидев, дед оторопел,
Замялся. Весь взъерошен, ликом бел
От холода ли или от испуга.
«– Пойдём, несчастный, – говорит, – Со мной.
Баранками попотчую да чаем,
Истории с тобой посочиняем,
Не то застынешь: снег несёт стеной».
Я упирался: не досуг, взаправду,
Чаи гонять, когда пропала мать.
– А вдруг сама пойдёт меня искать,
Когда вернётся? Не бывать с ней ладу.
«– Мы скажем ей, что я в том виноват,
Уж старика бранить она не станет»,
– уверил дед и, тяжело ступая,
Побрёл обратно к дому наугад.
Одна… вторая… в липкие разводы
Упали косточки, бренча о стол,
В вишнёвых клочьях. Старина навёл
К варенью чай на травах. В непогоду
Становится, не то что бы грустней,
Но сердце ноет застарелым флюсом.
«– …а третий брат был хворым да безусым,
Но мудрым слыл среди честных людей».
– Скажи, плешивый, – перебил я деда,
– Что если мать не сладит со станком?
Её в закрытый гроб? А я потом…
Не встречусь с ней до окончанья света?
– позорно слёзы хлынули из глаз.
Я шмыгал носом и не мог уняться.
– Её всё нет и нет. Ведь может статься,
Она уже… – я взвыл на этот раз
И вьюга за окном со мной ревела
Под небом чёрным, мертвенно-бледна.
Дед сжал меня в объятьях. Седина
За ухом щекотала то и дело,
Совсем некстати. «– Что ты? Перестань!
Она жива. Жива, не сомневайся»,
– он повторял назло моей боязни,
Но разве мог наверняка-то знать?
«– И даже если вдруг её не станет,
– с уверенностью продолжал старик,
– Ты выйди в поле и зови. На крик,
Заоблачные оставляя дали,
Её душа немедля прилетит,
Едва заметной птахой обернувшись».
– Неужто человеческие души
Умеют принимать подобный вид?
– спросил сквозь слёзы я недоуменно.
– Ты, видно, дед, решил нажить врага.
Пусть молод я, а всё же никогда
О том не слышал. Ты солгал мне, верно,
