Одержимые сердца | страница 59



– Из-за тебя, – добавляет она.

Ах, вот оно что. Вот, для чего эта прогулка.

– Брось. Она всегда чем-то недовольна, – с иронией отвечаю на это я.

– Мария, то, что ты сделала – отвратительно по отношению к твоей сестре. Ты прекрасно осведомлена о том, что она любит Маркуса Моргана. Но ты флиртовала с ним.

– Я просто слегка развлеклась. Не думала, что Маришка будет рыдать от этого, – безразличным тоном бросаю я.

В моей душе нет ни капли сожаления.

– Я знаю, что вы никогда не чувствовали друг к другу сестринской любви. И это печалит меня. Но я не прошу тебя любить ее. Я прошу уважать ее чувства. Ее любовь. – Голос мамы вдруг дрожит, и на ее глазах появляются слезы.

Это причиняет мне неловкость. Пугает меня.

– Мама… – Я касаюсь ее плеча, но она не реагирует на мой жест.

– Тебе не понять, как она страдает. Неразделенная любовь – это худшее, что может случиться с нами, – с чувством говорит она.

Я молчу. Во мне борются два чувства: гордость и любовь к матери.

– Прости меня, – наконец, тихо говорю я.

– Не у меня ты должна просить прощения, а у сестры.

– Это свыше моих сил.

– Она – твоя сестра!

– Мама, пожалуйста! – настойчиво восклицаю я и оборачиваюсь к ней спиной. – Я обещаю, что больше не буду флиртовать с ним. Этого достаточно, Но не заставляй меня просить у нее прощения! Потому что этого никогда не случится!

– Почему ты так бездушна? Почему я настолько плохая мать, что не сумела привить моим дочерям любовь друг к другу? – Полным тоски голосом говорит мама.

Эта фраза заставляет меня обернуться к ней.

По щеке мамы скатывается слеза. Она смахивает эту влагу ладонью, обтянутой черной шелковой перчаткой.

Я вижу ее слезы в первый раз в своей жизни.

Невыносимо.

Мама плачет.

Меня съедает жуткий стыд.

Я беру ладонь мамы в свою и прижимаю ее к своим губам.

Не знаю, как утешить ее. Но давать клятву искать прощения Маришки не стану. Никогда.


***


Это воспоминание пришло ко мне с секундным ступором, заставшим меня в самолете.

Как странно. Раньше я никогда не думала о прошлом. И воспоминание было кошмаром. Кошмаром, жестокой правдой, настигшей меня через все эти годы.

Мое тело, душу, мозг заполнило то же ужасающее сильное чувство стыда, что и в тот вечер, более столетия назад. Я схватила лежащий на прикроватном столике смартфон и набрала сообщение маме: «Прости меня за все. Ты – лучшая мама на свете. Не твоя вина в том, что твоя дочь – худшая дочь в мире».

Одно прикосновение, и это сообщение полетит к матери, как голубь мира, как запоздалое раскаяние ее неблагодарной дочери.