– ТЫ НИКТО ПО СРАВНЕНИЮ С НЕЙ! – прокричал Виктор, протянув руку Денница.
Ангел озарил очи Виктора небесным сиянием, схватив крепко его руку. – Я помогу тебе, человек, даже если буду согнан с небес. Твоя любовь… она велика. Она сильнее всего, что суще на белом свете, она сильнее самой смерти.
– Нет никого сильнее отца! – закричала Габриэлла. В её глазах был виден неподдельный гнев, который не могла она скрыть. – Ты будешь, как и твой отец, гнить в подмостках ада, сукин сын!
– Не пристало архангелу так выражаться, подобие Великого. Ты никогда не станешь заменой Гавриила, запомни это. – сказал Денница, скрывая крыльями тело Виктора. – Ты не посмеешь разрушить его душу, она слишком светла для рая, который принадлежит тем, кто заплатил больше за свечи под твоим именем. Я предпочту выбрать чужую любовь, а не любовь Отца, если уж на то пошло.
– Ты второй сын зари! Ты такой же ублюдок, как и твой оригинал! Ты считаешь, что наравне с Отцом?! Ты никогда не станешь ему даже полноценным сыном, он взял тебя из жалости, ибо не хотел, чтобы ты гнил рядом с оригиналом! Твои родители – изгои, причем не просто так! Это худшие из созданных! А в тебе течет их грязная кровь!
– Не смей говорить ничего про моего родителя. – спокойно изрек он, погладив голову Виктора, прошептав на ухо: – Я помогу тебе встретиться с владелицей этого мира, она выведет тебя отсюда. Ты встретишься с ней. Даю клятву. – он поцеловал Виктора в лоб, скрывшись в свинцовых небесах, что мимолетом обратились в белые перистые облака.
Виктор летел, ощущая тепло от ожерелья и от тела Денница. – Почему ты помогаешь мне?
– Не спрашивай ничего. Я не знаю ответа. Это глупо, но я считаю это правильным. Я не должен жить под дудку Отца, поэтому я помогаю тебе. Я хочу, чтобы ты был счастлив, ведь ради этого мы и созданы. Созданы для того, чтобы дарить мир людям, дарить им счастье.
– Ты ещё совсем ребенок, Денница… Зря ты променял свою жизнь на мне.
– Я сам решил, не смей меня переубеждать, Витя.
И заснул юнец сладким снов в объятиях белокрылого ангела, словно ребенок засыпает у груди матери или на руках любящего отца. Они прекрасно с великой любовью бы заботились о нем, но это не родители, это ангел, и далеко не хранитель.
Снился сон Виктору, в котором видел лик её он так отчетливо и так прелестно. Он был велик, безмерно велик. Голубые глаза, как два бриллианта высшей пробы, что как кольцо помолвочное, что дарит любовник великий даме своей в надежде на то, что выйдет она за него, но дарит без великой любви, ведь дар столь дорогой никогда не даст любви великой, ведь то, что есть любовь скрыто в другом, оно скрыто в отражении глаз. И дело не в цене, не в вере, а в том, что таится в глубине таинственных любовных глаз. Ежели видна там пропасть из цветов, которой коснуться так опасно, но так легко, то значит лишь одно – любовь, а ежели там лишь страсти пыл, горящий взор, желающий лишь тела, то тут пора бы побежать в огонь, но не за ним, а в свой собственный пожар голубой. И два великих ока, как небесвод, смотрели на Виктора, погружая в эту пучины из любви. Там было множество зеркал, но не было в них боли, там была лишь любовь, а секс в зеркальном лабиринте, как поцелуй новорожденного, как пение соловья по утру, но не в клетке, а на свободе, рядом с тобой, ведь выбрал он, что будет верен лишь тебе, а свобода для его – лишь только ныне с тобой. И видел голубой глаз в карих тот же текст. А белые волосы, что падают на лоб, а поцелуй, словно вода для изнемогающего, без неё не смог бы жить голодающий, как не смог бы без поцелуя, хотя бы такого, Виктор… И он целовал её, он целован был, и говорил бездумно, от души, от сердца своего, на неосознанной сей почве: – Люблю тебя я, Лиза. Безумием люблю. – но неужто имя перепутал?! Но как же Ева?.. А может не было никакой Евы?
