Последнее задание Гвенди | страница 56



«Ты сам меня в это вовлёк, теперь уже отступать нельзя»

«Но»

«Никаких, но-но». Если ты не хочешь, чтобы я заблокировала у себя твой номер телефона, что будет нехорошо, особенно если учесть, что ты мой менеджер кампании и всё такое, позволь мне делать то, что необходимо сделать».

И на этом все разговоры закончились.

Что её семья и друзья, и коллеги по работе не смогли понять, что двигатель, который заставлял её двигаться был не горестью утраты Раяна в том трагическом инциденте. Да, она была грустной и одинокой, и, возможно, даже в клинической депрессии, но если Гвенди что-то и усвоила за свою жизнь, так это то, что нужно двигаться дальше, оказывать честь мёртвым прислуживая живым, как часто говорил это её наставник Пэтси Фоллетт. И этот двигатель не был даже раздутым чувством политической важности. Это была шкатулочка с кнопочками, конечно же, всё ещё спрятанная на верхней полке в её гараже. Однажды ей придётся сделать шаг вперёд и спасти мир. Это было глупым до абсурда, это было чем-то нереальным, и это казалось правдой.

В последнюю пятницу августа, новые цифры касаемо предварительных выборов показались: Гвенди уступала Полу Маговану только семь пунктов. Это было причиной для бурного празднования, согласно экстатичному Питу Райли и остальным членам демократического комитета. Многие члены из прессы атрибутировали данный успех как волну поддержки для недавно овдовевшей претендентки. Гвенди знала, что это было частичной правдой, но всё же не полной правдой. Она тянулась к людям, и удивляющее количество людей тянулось обратно к ней.

К концу сентября, отставание снизилось до пяти пунктов, и Гвенди поняла, что люди не просто слушали, они начинали верить. Как Пит Райли предсказал более, чем год назад во время своего первого исследовательского собрания, сужающиеся номера предварительных выборов заставили Пола Магована и его кампанию обратить на это внимание, и они стали играть грязно.

Первым этапом были «улучшенные» случаи показа отрывков из её прозы по телевидению, подчёркивая распространение её ненормативной лексики и слишком ярких сексуальных сцен в некоторых из Гвендиных романов.

«Похоже, у них мало воображения для оригинальных способов борьбы, Гвенди заметила с сарказмом в разговоре с прессой после одного из своих появлений во время кампании. «Я думала, что они уже запускали своё виденье «Питерсон – извращенка» с такого угла ещё в августе?»

Она не была уже такой легкомысленной двумя неделями позже, когда последующая реклама, которая шла по телевидению в прайм-тайм (самое распространённое время просмотра телевизора у людей – ), подавая Гвендиного мужа «на склоне его лет» как бушующего анархиста, подавая в качестве доказательства фотографию Раяна, стоящего рядом с горящим американским флагом на улице, поглощённой беспорядками, а также его арест за забастовку в Чикаго двумя годами ранее. То, что в рекламе забыли упомянуть, так это то, что Раян был в Чикаго по рабочим вопросам для журнала «Тайм», остановился, чтобы сфотографировать горящий флаг и бунтовщиков, и несмотря на то, что у него были надлежащие учётные данные прессы, отображаемые на видном месте, так что всем было заметно, был всё равно взят под стражу. На фотографии кампании Магована «опознавательные знаки», висевшие вокруг шеи Раяна были искусно заретушированы. Также в Магованской рекламе ничего не было сказано о характере обвинений, которые потом внезапно сняли.