Вокруг замелькали телефоны, студентки стали снимать, как я собираю разорванные листья, как складываю себе на колени. Как мои руки дрожат от сырости и эмоций.
Но я не могла иначе. Я всегда уважала книги. Они не должны быть жертвами войны между людьми. Я не могу сгрести их в совок и выкинуть на помойку. Я склею все, что смогу. Я дам им новую жизнь.
– Кажется, она ненормальная, – предположил кто-то.
На что хвостатая тут же ответила:
– Не говори так!
Притворная забота. Лучше бы она открыто скалилась.
Как же я ошибалась, когда подумала, что в ЭСА люди куда открытей и проще. Нет, хвостатая просто была актрисой высшего уровня.
– Она плачет? – спросил кто-то.
– Это дождь, – хмуро заметила я, но никто меня не слушал.
С мокрых волос из-за наклона вниз катились по лицу капли воды. Воды, не слез. Не слез, я сказала! Не плачь. Нельзя.
Вдруг мои руки кто-то сгреб в свои огромные.
– Пошли, – потянул вверх.
Ярый.
Он почему-то расплывался в моих глазах.
– Я куплю еще одни.
Мои ноги все еще оставались на месте. Я хотела присесть вниз снова, чтобы продолжить, но парень не дал.
– Я куплю точно такие же.
– А что будет с этими?
– Выбро… – начал он, а потом вдруг оборвал сам себя: – Я попрошу собрать. Не выкинем, не переживай.
И будто по мановению волшебной палочки появился парень, который очень расторопно и быстро стал собирать разорванные листы.
Ярый потянул меня за собой, и я, не видя дороги, пошла. Ноги – ватные столбы. Глаза – запотевшие стекла. Воздух – раскален эмоциями.
Я вяло отмечала про себя, что мы идем по коридору женской общаги.
Ярый толкнул дверь в нашу комнату. Она почему-то была открыта – это я отметила про себя скорее краем сознания, но тут же связала это с ведром синей краски, что упало на Ярого.
Не на меня. А должно было.
Контрольный удар, чтобы меня добить.
Словно синий халк, Ярослав мгновенно и очень натурально зверел. Зарычал, словно дикое животное в капкане, и я вздрогнула.
– Кто? – крикнул он.
Но в общаге, казалось, не осталось ни одного человека.
Я догадывалась кто. Думаю, он тоже не был дураком.
– Так не пойдет, – мотнул головой он, а с его подбородка падали ярко-синие, как южное небо, капли.
Эти частички краски почему-то особенно запомнились мне. А потом понеслось! Ярый протащил меня через опустевший холл, бурча:
“Знает, что я девчонок не трогаю”. Потом выскочил на улицу, взял из-за двери зонт и распахнул. Надо мной!
А по нему теперь стекали не только капли краски, но и дождя. Рубашка окрасилась в сине-голубые разводы.
