Шлях был выбитый, разрезанный отпечатавшимися в высохшей и окаменевшей грязи следами танковых траков и глубокими колеями орудийных колес. Машина ехала прямо в утреннее солнышко. Курка глубоко дышал, и не брюшным прессом, как взрослые мужчины, а грудью, так что ключицы, видные в раскрытый ворот гимнастерки, высоко поднимались. Кое-где в шлях врезались окопчики. Машина, не сбавляя скорости, объезжала их. Кое-где валялись каски и противогазы, лошадиные кости , успевшие побелеть на солнце. Глубина окопчиков и бомбовых воронок еще полнилась холодной чернотой, где проблескивала грязь. За машиной далеко тянулся почти не оседавший в безветрии дымок пыли - линией связи от войны к миру, напоминая, что война отпустила лишь на короткий срок.
Легко и глубоко дыша, Курка глядел вдаль. Исчез из глаз степной городок, где мы оставили брата с сестрой; и больше никогда не встретим их. Тянулись луга, бело-розовые от клевера и цветов кашки.
Курка вбирал в себя всю землю - такие минуты бывают у каждого человека, - а я пытался оглядеть и представить его жизнь.
Всю его непосильно трудную жизнь - после детства,оборвавшегося под ремнем дяди.
— Отец меня и пальцем не тронул, - сказал Курка.
Он бежал тогда, уже не ребенок, все дело которого глядеть, вбирать увиденное, а искалеченный человек.
Может быть, в тишине и покое эти раны могли бы затянуться …
Он бежал тогда, ничего не видя, - от черноты ночи, от боли, обиды и слез ; не взрослый только потому, что без силы жить, какая должна быть у взрослого, но уже не ребенок - без детства.
Сил должно было хватить, чтобы добраться от Листопадовки к отцу. И они взялись откуда-то. Их хватило, чтобы пройти через всю страну, вместе с отцом валить лес, пока сосна не упала в двух шагах от мальчика, разом убив отца. «Отмучился» .
Хватило на то, чтобы, похоронив отца, идти обратно, снова через половину мира. Сперва так, а после с автоматом, со снайперской винтовкой, в полной боевой выкладке.
…Мы заночевали у высотки, на карте обозначенной названием Чешский Крест.
Тут год назад были тяжелые танковые бои. Среди многих погибших вспомнился командир танковой бригады Александр Бурда, которого я знал и любил, как все, кто с ним близко сталкивался.
Мы лежали в кузове машины, но уснуть не могли. Война то отпускала душу, то снова натягивала стальной поводок.
Курка вдруг сказал, что убивать трудно.
— Всегда трудно ! - повторил он. - В Листопадовке бешеную собаку стрелили. Бешеная… а я ее со щенков знал, она за мной в школу бегала…
