Стезей Боли | страница 18
— Время очень не любит, когда его убивают.
(Льюис Кэрролл, «Алиса в стране чудес»).
Время — это то, что нельзя пощупать или увидеть. Его можно только наблюдать. Наблюдать на лицах окружающих, видеть рост или угасание растений, видеть постройку величественных зданий или наоборот — их разрушение год за годом.
Время — неумолимо.
Очень многие не понимают, как правильно им пользоваться. Часто мы теряем время впустую, начиная бежать за ним, когда становится слишком поздно.
Время — беспощадно.
Одних оно может исцелять, а других калечить, убивать.
До встречи с Танатосом я даже не задумывался, что есть время? Но увидев его впервые понял — он и есть Время.
Только Богу Смерти было подвластно полностью остановить его ход. Та жалкая попытка Тармиса и фокус с, якобы, остановкой времени не имел ничего общего с тем, что делал Танатос.
Пустота. Вот чего не было у Тармиса.
Именно это я ощущал сейчас, не чувствуя присутствия родной Мглы, не ощущая дрожи в ногах и усталости, не ощущая ничего. Просто застыл на том отрезке времени, который был угоден Танатосу. И если мой игровой аватар мне повиновался, то остальные присутствующие были лишены этой милости.
Окружающее пространство виделось, как сквозь тонированное стекло, за исключением фигуры Бога и моей.
— До недавнего времени казалось, что меня уже ничем нельзя удивить, — произнёс Танатос, осматриваясь вокруг.
Спокойным шагом, будто по летнему саду, он направился ко мне, абсолютно не обращая внимания на собравшуюся толпу. Казалось, перед ним расступается само пространство, сминаясь, а затем принимая первоначальное положение.
Может это какой-то иллюзорный обман, но он умудрился пройти сквозь застывший строй коротышек ни разу не зацепив никого, хотя я готов был поклясться, что между кучно стоявшими гномами даже кот бы не смог прошмыгнуть.
— Ну здравствуй Первожрец Тиамат, — чёрные глаза бога смотрели на меня оценивающе. — Ты звал — я пришёл.
Мне показалось, или в его голосе проскочили слегка насмешливые нотки? Да нет, быть этого не может.
Тёмный костюм свободного покроя, чистенький и отутюженный, будто только из ателье, на плечах — плотный на вид плащ, скрепленный на груди замысловатой фибулой стального цвета, и всё тот же отрешённый вид, будто ничего сверхординарного не произошло.
«Подумаешь, Алтарь отдали, эка невидаль. Да у меня дядя на алтарной фабрике работает. У него этих алтарёв — завались», — подумалось мне внезапно, хотя нынешняя обстановка явно не располагала к веселью.