Бар его жизни таял с приличной скоростью. Несмотря на то, что гном превосходил меня в уровнях почти впятеро, вливаемая в рукояти «мана» и формируемая «крисом» в «Духовный удар», делала своё дело.
«Внимание!
Понижение репутации с гномами Клана Стали.
Текущий уровень: Ненависть».
Взглянув в глаза Гариону, я увидел там злое торжество. Он умирал, на его губах пузырилась кровь, но он улыбался, отчего это было больше похоже на рожу только пообедавшего упыря.
— Зачем? — только и спросил я, когда внезапная догадка озарила меня. — За что ты нас так ненавидишь?
— Даже, если ты и прервёшь жертвоприношение — ничего не изменить! — еле различимо прозвучал клёкот гнома. — Тебе придётся… или призвать её, тем самым настроив всех против вас. Или…
— Что или?
Гном не ответил. Жизней у него оставалось не больше пяти процентов. Да мне и не требовался ответ, поскольку я и сам всё внезапно понял.
Завернув свои амбиции и амбиции Двалина в яркую бумажку мнимого спасения, гном сумел меня убедить, что это нужно только для того, чтобы на время отсрочить приход Ариэла. Что пока «пришлые» будут пытаться пробиваться к Старому Кладбищу Ордена, куда неминуемо вернётся Искра, я смогу собрать весь набор рун, чтобы овладеть профессией и создать оружие, способное убить Бога.
Так говорил Гарион, умалчивая о том, что как только Тиамат получит силу, мы станем абсолютными изгоями, испортив репутацию со всем миром. На нас ополчатся все!
Союз с Ллос, хорошие отношения с Тенгри и его Первожрецом Кортом… Всё это пойдёт прахом. Неужели Гарион настолько нас ненавидит?
«Всё равно не будет по-твоему», — оскалился я.
— То, что случится дальше, лживый старик, останется целиком и полностью на твоей гнилой совести, — прошептал я ему в ухо. Недоумение сменилось тревогой, которая перешла в понимание. Когда в его глазах застыл ужас, он попытался закричать, но я закрыл ему рот, предвкушающе улыбнувшись.
— Я принёс жертву! Кровь и жизнь Первожреца на алтаре его Бога! — слова, которые Гарион заставил меня заучить, слышали все гномы. — Добровольно жертвую всю силу сего Алтаря и посвящаю его тебе, Танатос!
Толпа вздохнула в едином порыве, не веря своим ушам.
— Приди и возьми её! — заорал я что есть мочи, чувствуя, как тело Гариона в последний раз дёрнулось и обмякло.
А когда сверху внезапно опустилась Тьма, только тогда я позволил себе обессиленно опуститься на пол, чтобы дать отдых дрожавшим ногам.
