– Что же. Теперь я спокоен и могу отправляться.
– Да уж, не задерживайтесь.
Изя нехотя, но оставаясь в рамках приличий, поднялся и отправился из столовой на командный пункт. Михайлов посмотрел ему вслед и сел на освободившееся место.
– Что вы думаете о Гройсмане, Новиков?
– Гораздо важнее, что думаете о нем вы, Николай Вячеславович…
Михайлов задумался и, как обычно, пригладил свои волосы.
– Я думаю, что насколько талантливый инженер Гройсман, настолько же совершенно безалаберный… Что скажете?
– Вам виднее, Николай Вячеславович.
– Вы, кстати, тоже очень талантливый инженер, Новиков. Но вам вот не хватает уверенности в себе. И я бы даже дерзнул сказать, какой-то… храбрости. Откровенно говоря, удивлен, что вы решились на подобную экспедицию. Что повлияло на ваше решение, если не секрет, конечно?
– Я даже не знаю. Когда увидел, вдруг просто понял, что должен лететь.
– Вот просто вдруг поняли и все?
– Ну да…
– Любопытно… Я вас помню еще совсем молоденьким студентом, пришедшим в Заслон на практику. Были такой робкий и стеснительный, но всегда казались довольно логичным и последовательным, – сказал Михайлов и прихлебнул крепчайшего чая, глядя на пожимающего плечами Сашу. – А что у вас тут со сном?
– Да в целом вроде бы неплохо, – замялся тот.
– А у меня тут, знаете ли, жуткая бессонница, скажу вам по большому секрету – мне почти не удается спать. Только пусть это уж, пожалуйста, останется между нами…
– Конечно же…
Михайлов при всей своей гениальности был довольно чудаковатым в повседневной жизни. Каждому на станции он рассказывал про свою бессонницу. По большому секрету. Причем по несколько раз. Еще на Земле в лаборатории Заслона помнил каждого сотрудника вплоть до самого последнего уборщика по фамилии, но все были уверены, что он никого не помнит по имени. Вплоть до людей, с которыми он работает каждый день. По крайней мере никто не мог привести в пример ни единого случая, чтобы он обращался к кому-то иначе как по фамилии или обращению «коллега». Впрочем уважение к нему было настолько безгранично, что смеяться над ним не позволял себе никто. Даже Гройсман, с иронией относящийся ко всему на свете, говорил о своем непосредственном руководителе только с глубочайшим почтением.
Саша уже доел свой нехитрый завтрак и допивал остывший чай, когда в столовой потихоньку начали появляться ранние посетители. Они подходили к кофемашине, осознавали плачевность ситуации и, грустно опустив головы, приступали к процедуре завтрака. За всем этим наблюдал и делал какие-то выводы Михайлов. Он извлек откуда-то блокнот и начал делать в нем записи, полностью забыв о Сашином присутствии, чем тот и решил воспользоваться. Аккуратно выбравшись из-за стола, он поместил грязную посуду в посудомойку и пошел на свое рабочее место.
