— Уверена, что не окаянная тварь с него вырастет? — я не сводил взора с ребёнка.
Неровен час и сделается каким-нибудь пакостным угаром или злобной анчуткой перекинется.
Женщина заступила мне дорогу. Закрыла собой мальца, который тотчас схватился пальчиками за цыплячий подол её сарафана.
— Так и я окаянная тварь, по-твоему? — Верея гордо подняла подбородок.
Норовистая какая. Совсем осмелела. Ишь ты!
— Я этого не говорил, — я усмехнулся. — Сама сказала.
— Полно вам, — пресёк нашу короткую перепалку Кот.
Он спрыгнул с края оврага. Потёрся об ноги Верее. Будто бы давал мне понять, чтоб не тревожил попусту добрую женщину. Даром, что она и не женщина вовсе.
Ну всё верно. Купила его за куриную голову. Окаянная тварь, как она есть.
Маленький Ждан тоже приметил варгина. Оторвался от подола. Потянулся к нему ручонками. Не рассчитал. Шлёпнулся на мягкое место, будто вовсе ходить не умел. Или в новой жизни ещё не обучился толком.
Кот вальяжно подошёл к нему и деловито понюхал вихрастую голову.
— Хороший мальчонка, Лех, — сказал варгин. — Только тиной пахнет, как головастик. Ещё не выветрилось…
Что именно выветрилось, он договорить не успел. Детские руки сгребли его в охапку, подтянули ближе и принялись наглаживать напряжённую спину.
— Котик, кися, уголёчек, — ласково приговаривал мальчик, а на его лице расцветала робкая детская улыбка, в которой недоставало нескольких зубов.
Кот недовольно мотнул хвостом из стороны в сторону, задел ребёнка по носу кончиком своей пушистой метёлки. И Ждан рассмеялся. А варгин одарил нас с Вереей самым сердитым взглядом, на который был способен. Однако, никак не противился неловким детским ласкам. Понимал, что так нужно, чтобы малец поскорее обвыкся.
— Ты должна мне десяток куриных голов в обратную дорогу, — строго сказал мой друг, обращаясь к Верее.
Та лишь кивнула.
Спустя пару минут Ждан позволил ей взять себя на руки. Обнял за шею. Затих. И мы двинулись назад к Медовому Яру.
Солнце уже совсем поднялось над лесом. Оно играло в густой листве золотистыми бликами. Обещало погожий день, жаркий и сухой.
Первым семенил Кот, который отлично запомнил дорогу. За ним шла моя спутница с ценной ношей на руках. Я замыкал наше неторопливое шествие. Всё вглядывался в её напряжённую спину. В две толстые косы промеж лопаток. И детские ручонки на её тонкой шее, краше всякого ожерелья или иного украшения.
Отчего-то мне вдруг сделалось стыдно. Давно не бывало такого. Деревенские девки, румяные и беззаботные, никогда не вызывали во мне ничего похожего, что всколыхнула эта нежить. Неужто вправду так добра она, что и за умершего мальчонку была готова в берлогу сунуться? Неужто так по своим сёстрам-русалкам страдала, что за старосту пошла, лишь бы отвадить иных селян от Омута? Бывала, конечно, добрая нечисть, вроде варгина моего. Но не встречал ещё я тех, кто о нечистых собратьях своих заботился и о живых людях не забывал.
