— Семен Владимирович, я проверил ваше личное дело, и у меня несколько замечаний, — цедит он сквозь зубы, ненавидяще глядя на Хохлова.
— О… Антон Сергеевич, а это не может подождать?
Хохлов уже отошел от меня, сразу же, стоило двери открыться, и теперь с независимым видом стоит неподалёку.
— Мы тут с Катюшей работаем над ее задачами…
— Я вижу, — хрипит Зубов, жестко и многообещающе проходясь по мне жадным взглядом, от которого мгновенно вспыхивают уши и сладко болит низ живота, как раз в том самом месте, которое Зубов неоднократно исследовал сегодня ночью, — задачи серьезные. Не сомневаюсь. Но, если вы срочно не сдадите нормативы, то буду вынужден решать вопрос через ваше руководство.
— Боже… Вы про физподготовку? — удивляется Хохлов, — что за ересь? Все прекрасно знают, что это не более, чем формальность…
— Здесь — режимный объект, — цедит Зубов, — никаких послаблений. Сами знаете, чем это грозит.
— Но… Это же смешно! У меня — медотвод! — сопротивляется Хохлов.
— Нет в вашем личном деле.
— Есть!
— За прошлый год. За этот — нет.
— Но…
— Рекомендую вам, Семен Владимирович, как можно скорее заняться этим вопросом. Лучше прямо сейчас.
— О… Да, пожалуй, вы правы… Катюша… Мы с вами не договорили…
— Не задерживайтесь, Семен Владимирович… — давит Зубов, пристальным взглядом убийцы провожая взъерошенного Хохлова.
Я только киваю:
— До свидания, Семен Владимирович…
— До скорого, Ка…
Зубов обрывает его прощание, невежливо захлопывая дверь.
Я поднимаю взгляд на него и сладко пугаюсь до ломоты в низу живота. Ух, как заводит! Но…
— Здесь камеры, — пытаюсь охладить вполне однозначно глядящего на меня безопасника.
— Мне ли не знать, — усмехается он злобно… И закрывает дверь на замок.
С самого утра, вернее, с приезда на работу одновременно с Клубничкой, в одной с ней машине, я грубо пользуюсь служебным положением.
Конкретнее, постоянно вывожу на экран изображение с камер в одном, вполне определенном кабинете.
И пялюсь туда.
Как долбанный маньяк, которому бабы дают только, если он их привязывает к кровати.
Учитывая, что ночь была бессонной и горячей, то мое поведение никак не оправдано.
Я это понимаю, не дурак. Вполне отдаю себе отчет в происходящем.
Но это нихрена не мешает делать то, что делаю.
То есть, сталкерить за одной темноволосой сладкой Клубничкой. Без перерыва.
Вот она заходит в кабинет, снимает куртку, потому что на улице март, который решил вспомнить о том, что он, вообще-то, первый месяц весны, а не последний. А та оттепель, что была в первых числах… Это так, наша фантазия.
