Я вздрагиваю и сжимаюсь от каждого касания, каждой, самой маленькой, ласки.
И, не отрываясь, смотрю в его лицо. И схожу с ума вместе с ним.
Зубов оставляет на мне одну ладонь, второй вытаскивает из кармана презерватив, прикусывает обертку зубами.
Я смотрю.
Я никогда не видела ничего эротичнее.
Шелестит молния, шелестит обертка…
Подготовился… Или постоянно носит? А мне есть до этого дело? Нет. Определенно нет.
Его пальцы не устают ласкать, волнами проходит по телу предвкушение удовольствия…
Невольно выгибаюсь, прикусываю губу, и в следующий момент Зубов опять на мне, опять лицом к лицу. Его взгляд серьезен и жаден. Он… Он словно команды ждет?
— Давай уже, — выдыхаю сквозь зубы и нетерпеливо бью пятками по спине.
— Не торопись, — усмехается он, — успеешь оседлать.
Я хочу ответить, что уже. Уже оседлала. Но в этот самый момент Зубов издевательски медленно начинает погружаться в меня.
И… И он очень предусмотрительный, мой первый мужчина. Очень опытный. Потому что его жесткая ладонь запечатывает мне рот именно в то мгновение, когда я вскрикиваю. Несдержанно и жалобно.
Я и забыла, насколько он большой! И насколько это круто: чувствовать в себе мужчину! Это… Это что-то невероятное!
Невозможно сдерживаться. Потому и вскрикиваю, моментально позабыв, где мы находимся.
А вот Зубов, похоже, помнит.
Потому что руку не убирает, шепчет в ухо насмешливо и жарко:
— Тихо, Клубничка, тихо… Потом покричишь. Потом. Не здесь.
До меня смысл фраз плохо доходят, потому что именно в этот момент он начинает двигаться. И каждое его горячее слово сопровождает мощный толчок здоровенного члена.
И я не слушаю, да. Вскрикиваю. Потому, наверно, Зубов и не убирает руку ото рта.
Ну и еще, судя по зверскому взгляду и набирающим силу движениям, ему нравится на это смотреть.
А мне нравится, когда он так делает.
Я закидываю руки, цепляюсь за столешницу, обнимаю его ногами, смотрю, как он чуть выпрямляется, кладет вторую ладонь мне на ягодицу, фиксируя пожестче, и смотрит то в мои, наверняка, совершенно дикие глаза, то вниз, туда, где соединяются наши тела.
Лицо у Зубова в этот момент настолько зверское, настолько… Сумасшедшее какое-то, что меня трясти начинает от смеси наслаждения и боли, которую доставляют его действия.
Я и себя ощущаю самкой, кем-то… Но определенно, не человеком.
Наверно, так и надо? Мозги отключились, что нам остается? Только животная часть, упоительно радующаяся сейчас тому удовольствию, которое приносит близость.
