Он схватил со стола ткань и поднял ее повыше, подставляя под падающий из окна свет. Нельзя не признать, тут он прав. Тем не менее, я возмутился:
– Мне-то какое дело до света?! Я в комнатах работаю, не разгибаясь… вы когда-нибудь видели, как писцы работают? Видели б – не требовали с меня столько!
– Я уважаю труд людей кисти и чернил, но разве вы не понимаете, как дорого мне обходятся такие товары? – не уступал лавочник. – Вы ведь берете лишь небольшую полосу…
– …именно потому, что на большее у меня не хватит серебра, – закончил я. – Были бы цены пониже – может, я бы и взял больше…
Кажется, его проняло. Даже задумался, почесывая затылок; ожидая решения, я поправил полу желтого плаща. Цену за кусок шелка торговец вряд ли сбавит, но у меня хватит денег на любую покупку в его лавке. Можно подумать, я только за шелком сюда явился.
В конце концов на два динара торговец цену сбавил. И то хорошо; как я уже сказал, денег у меня хватает, но я по природе своей экономен и покупать стараюсь необходимое. Как сейчас.
Покинув лавку, я неспешно двинулся прочь, прикидывая в уме, хватит ли у меня времени превратить полосу шелка в шнур. По идее, должно…
– Эй! Ты, в желтом плаще! А ну стой!
О. Как неудобно. Значит, городская стража уже связала желтые плащи стекольщика и торговца воедино? Мои поздравления, хотя эта особая примета предназначалась не для них.
Приятно видеть, что в этом городе за порядком следят разумные люди, как бы это мне ни мешало.
Я повернулся к стражнику – высокому усатому воину с тяжелым клинком на поясе и копьем в руке. На лице у меня читалось исключительно недовольство человека, которого оторвали от важных размышлений и которому не дают к ним вернуться.
– Ты кто такой? – сурово спросил стражник. Взгляд его скользнул по моей фигуре, задержался на чернильнице и футляре для кисти на поясе. – Писец?
– Нет, – кисло ответил я, – профессиональный убийца.
Стражник посмотрел на меня и зашелся хохотом, хлопая себя по коленям. Я напустил на себя вид оскорбленного достоинства, и скрестил руки на груди; в конце концов блюститель закона выпрямился и махнул рукой.
– Иди к демонам. Убийца, тоже мне… на свою б рожу посмотрел…
Все еще посмеиваясь, он двинулся прочь; я, раздраженно фыркнув, последовал своей дорогой.
Как же плохо люди иногда верят совершенно правдивому заявлению, принимая его за ложь. Прискорбная особенность человеческого разума. Конечно, толика силы, проникающей в голос и заставляющей отринуть правду, считая ее выдумкой, тоже причастна, но все равно прискорбно.
