Заклятие призыва демона Первого Круга – одно из самых распространенных в Творении. Знал его и Фенар; в Академии он интересовался порождениями Малфеаса и мог смело назвать себя сведущим демонологом.
Пришла пора найти старым знаниям применение.
Фенар призывал обитателей Демонического Города, одного за другим, и задавал им один-единственный вопрос – но все они, лишенные возможности лгать чародейским связыванием, отказывались помочь. Сесселджэ лечили лишь отравления, бисклавареты умели вести к безумию, но не изгонять его, нанеке собирали знания, но редко могли применять их на практике… Ни один демон не мог помочь, и Фенар уже находился на грани отчаяния.
Все изменилось, когда очередной призыв привел в мир фешарета, странное изменчивое существо, совершенного шпиона. Тот, выслушав Древесного, задумался ненадолго – и произнес слова, которые навеки врезались в память чародея.
«Я не смогу тебе помочь, призвавший. Но есть тот, кто неизмеримо сильнее меня, и он – сможет».
Фенар ухватился за эту соломинку. Да, он не мог призвать демонов, стоявших выше Первого Круга – однако близилось Межсезонье, странные пять дней, знаменующих конец года. Все миры сближаются в это краткое время, и волевой человек, обладающий нужными знаниями, смог бы пройти в Малфеас.
Воля у Фенара была. Фешарет предоставил знания.
Так дракорожденный впервые шагнул на улицы Демонического Города, оказавшись совсем рядом с местом назначения. И там он впервые понял, что фешарет не лгал, но и не сказал всей правды; Фенар ожидал встречи с демоном Второго Круга.
Вместо этого его встретила сила одного из властителей Малфеаса, прародителей всех демонов.
Одного из Йози.
И ему было что предложить.
***
Улицы внизу были полны существ, от вида которых хотелось содрогнуться. Агата несла Фенара в небе, не приближаясь к улицам – и он видел достаточно, чтобы спускаться не хотелось. Ранее он ступил под пылающий небосвод в двух шагах от цели, теперь же видел Город во всем его разнообразии.
Вот тройка пауков размером с лошадь неспешно обходят человека, подвешенного в сети, пронизывающей его плоть и кости. Каждый из пауков быстрым точным движением отрывает кусок плоти, другой – накладывает на рану повязку, дабы пища не умерла раньше времени.
А вот на крыше угольно-черного здания существо в плаще с капюшоном поет, выпевает удивительно тонкую и прекрасную мелодию над огромным чаном с бурлящей зеленой кислотой, куда медленно погружается рама с привязанным к ней бьющимся демоном, огромной обезьяной. Плоть ее с шипением растворяется, но криков не слышно – песня их заглушает.
