"Ты,- говорит,- пролетарий из попов, не уркай много. А то я,говорит,- сам исправником стану и тебя за твою строптивость - знаешь куда? С лишением прав состояния и ссылкой в места отдаленные". А мне что! говорю.- Не испугаете, я и так на поселении, а чего дальше здешних мест! Смеются... Или вот еще...
- Подолгу жили здесь на озере?
- Им из города дольше трех дней отлучаться было нельзя.
Но известное дело: дадут стражнику на бутылку и живут, сколько пожелают. Рука дающего не оскудеет... А вот тоже был случай: видите тот мысок? Так с того мыска - там берег приглубый, сразу сажен пять будет девица одна молодая в воду кинулась.
- Утопла? - спросил серьезно Петька.
- Конечное дело утопла, раз такая глыбь, и притом с нароку.
- Из-за чего же она утопилась? - Доктор взглянул на мысок, короткой стрелкой выдававшийся в озеро шагах в ста от избушки. К самой воде подступили могучие лиственницы. Они стояли неподвижно, как бы задумавшись.
- А тут такое дело вышло... Ссыльная была барышня, на три года сослана была, и всего-то ей осталось полгода сроку... Да... А в Питере у нее друг был,- жених, что ли,- и сирота была покойница круглая. Пела как замечательно! Бывало, у огня сядут кучей и поют. Хорошо пели. Выйду я тоже из избушки, сяду на пенек и слушаю. Господи, прости меня грешного, не к лицу бы мне это, да и песни часто содержания противубожественного, светские песни, волыюмыслениые, а не могу! Не могу, да и только... Возьму, да этак в октаву и подпеваю тихим голосом, чтобы они не слыхали. Иначе - беда, засмеют! Так вот эта барышня... Голосок у нее поразительный, чистоты необыкновенной, и сколь народу ни поет,- голоса все сильные были,- а ее слыхать... Как колокольчик звенит, переливается. Маленькая, вся черненькая, до всех ласковая.
Алексей Иваныч умолк. Доктор и Петька не прерывали его.
- Пришли они однажды - человек пятнадцать было - гулять и рыбу удить. Дня три жили. И она была. Веселая такая! "Мне,- говорит,- Алексей Иваныч, весной срок выходит. Поеду,- говорит,- опять учиться буду". А меня сатана за язык и дернул, прости господи, будто чуял что-то. "Поезжай,-говорю,милая барышня, поезжай... Ученье - ученьем, а наперво дружка своего отыщи". (Знал я, что женишок у ее был). Посмотрела она на меня, ничего не сказала, отошла прочь. А у самой, вижу, слезы на глазах. "Извините,- говорю,- если чем обидел". Она ничего, не сердится. "Это,- говорит,- я так. Не пишет давно он мне, вот и думается". Да-а... А вечером, темниться уж стало, слышу кричат на берегу, вот там, откуда вас привез. Поехал. Там трое. Один какой-то новый, ни разу не бывал, а другие знакомы. Тоже из ихних, ссыльные. "Барышня Смольникова,- говорят,- не у тебя ли на острову?" "У меня",говорю. "Ну, так перевези". Везу я их и думаю себе: а вдруг этот незнакомый и есть дружок моей барышни! Не писал, да сам и приехал... И так мне за нее радостно стало, что не могу сказать. Не мое это, конечно, дело, а все-таки... Привез. Все разбрелись, кто куда. Кто на лодке поехал, кто так,- дело молодое. А барышня Смольникова одна у костра сидит и в огне палкой мешает. И поет потихоньку, про себя... Ну, думаю, сейчас увидит, кинется навстречу. Те трое подошли. Она встала - и, ничего, разговаривает. Не слыхал я, о чем разговор у них был. Только потом вижу: эти-то, что приехали, па руки ее подхватили. Без чувств упала барышня. "Принеси,кричат,- Иванов, скорее воды!" Облили ей голову. Пришла она в себя. "Уйдите,-говорит,-все, оставьте меня одну". Те попробовали ее уговаривать. Ничего не слушает, а сама вся белая такая стала, ручки дрожат. (Маленькие у нее, ребячьи ручки были). Ладно... Отошли те, приезжие, к избушке, спорят о чем-то. А я не вытерпел. Зашел сбоку, будто поленце хотел на кокорке расколоть, да и говорю ей: "Не знаю,- говорю,- что у тебя приключилось, вижу только, что недоброе. А господь бог лучше нас знает. Не возропщи,говорю,- дитя, на господа, ибо сказано: "Придите ко мне все трудящие и обремененные, и аз успокою вы..." Обернулась она ко мне, ох, нехорошо посмотрела... "Ты,- говорит,- старик, бредишь... Нету твоего бога, нету..." Повернулась и в лес пошла. Экой грех, прости господи! Не догадался я тогда, думаю - пошла, так и лучше. Одной-то легче терпеть, не на глазах. Подошел к приезжим. "Что,- спрашиваю,- с барышней нашей приключилось?" А один, который знакомый был, и говорит: "Это, вот, новый наш товарищ приехал, и он ей известие привез, что друга барышниного убили. Из тюрьмы хотел бежать..." Вот, думаю, отчего не писал долго! А тут вдруг слышим: р-р-раз! Так в воду что-то и ухнуло, вон там, как раз на. мыску. А темно уже стало, не видать. Кинулись мы туда, да где уж! Берег приглубый...
