В животе заурчало, и к горлу подкатила тошнота. Завтра утром на торговище надо стащить что-нибудь вкусненькое. Он закрыл глаза, но звезды, мигая, все равно мешали. Тогда Свей свернулся калачиком, положил под голову ладошки и уснул.
Глава 4
Вокруг чисто выскобленного стола сидело человек десять дружинников, расположившихся по правую и левую руку от воеводы, за ними ютились гридни. В сумерках с трудом различались их угрюмые лица.
– Надо решать, как будем город спасать, – проговорил Ратибор. – Только стены отделяют нас от печенегов. Если они пойдут на штурм, нам не сдержать их. Нужно опять гонца посылать.
Молодой чернобровый красавец, сидящий рядом с воеводою, предложил:
– А пошлите-ка хоть меня. Ночью я незаметно проберусь к Днепру-батюшке, переплыву и подмогу приведу.
– Нет, Иванко, нельзя тебе: у них посты расставлены везде, костры освещают все вокруг, да и заметный ты. В два раза выше любого поганого. Нет, здесь надо что-то придумать хитрое, чтобы не поняли они ничего.
Ратибор замолчал, в рассеянности перебирая пальцами оберег на груди. Все почтительно смотрели в стол. Последние лучи заходящего солнца почти не проникали сквозь маленькое оконце. Со двора доносилось вечернее стрекотание сверчков. Тишина. Покой.
Вдруг лицо воина озарила лукавая улыбка:
– А не знает ли кто из вас какого-нибудь лихого отрока, знающего по-печенежски? – Он
озорно посмотрел на гридней. – Есть, может, такой знакомый, что не побоится пройти днем сквозь стан печенежский, переплыть Днепр и позвать черниговскую дружину?
Гридни притихли, перебирая в уме своих знакомых, нахмурили лбы, соображая. Наконец, отозвался самый младший воин, недавно принятый в гридни:
– Знаю я одного. Шатается по торговищу. Он в плену был, те его продали в рабство, а он и от хозяев сбежал. Язык их понимает. Очень хочет гриднем стать, чтобы отомстить печенегам за родных и за себя.
– Вот и хорошо. Приведи его сюда завтра.
Ласковое утреннее солнце щекочет лоб и щеки Свея. Он спит и снится ему сон. Он, довольный и счастливый, лежит на лужайке, раскинув руки. Травинки приятно щекочут ухо, кузнечики тянут однообразную песню, и глаза сами собой закрываются. Сквозь дрему мама зовет его, просит откликнуться, но Свей никак не может открыть сомкнутых глаз. Он слышит, как шуршит ее платье, как теплое знакомое дыхание обдает его , как она наклоняется к нему и нежно целует. Свей хочет обнять ее, но руки смыкаются в пустоте и ищут, ищут маму, а губы тревожно шепчут:»Мама, мама». Вдруг что-то черное наваливается на него, давит, не дает дышать и трясет за худенькие плечи. Свея объял ужас, он хочет закричать, вырваться и не может. Сквозь пелену страха, он слышит:
