Они никогда не разлучались. И когда юноша мчался на своем любимце к возлюбленной, буйная грива и шелковый хвост коня издавали чудесную мелодию. Все живое и неживое, даже золотая пыль с солнечных дорог, по которым летел крылатый конь, замирала в сладостном томлении.
– Но если у тебя есть красивая любимая, значит, есть и соперница, – вещал седой воин, мягко пощипывая смычком струны карная. – Злая соперница в черной зависти отрезала крылья коню – и конь умер.
Как печалился юноша, как убивался, потеряв друга. А потом решил в память о неразлучном спутнике создать нечто звучащее. Он сделал каркас из дерева, обтянул его шкурой, а конец грифа, получившегося инструмента, украсил головой коня. Из волос он сплел струны, а из хвоста сделал смычок.
– Вот как у меня.
И певец протянул руку со смычком, показывая воинам, рассматривающим теперь все очень внимательно. Они сочувственно кивали головой рассказчику, будто это у него горькое горе, будто это он сотворил такое чудо. А музыкант продолжал:
– И вновь полилась песня над просторами степей, чудная мелодия, рожденная летящим по солнечным дорогам конем.
Лилась тягучая, однообразная музыка, такая же бесконечная, как степь, и воины внимали ей , закрыв глаза и покачиваясь в такт, как травинки в степи.
Инструмент затих. Все вокруг оживились. Седой печенег недовольно и подозрительно посмотрел на Свея. Воины повернулись и тоже впились глазами в сидящего юношу. Чернобровый, безусый, худощавый, он смотрел спокойно и открыто. Дорогая сбруя, висевшая через плечо, вызывала уважение, а рубаха с длинными рукавами, расшитыми золотыми ромбиками, говорила о том, что пастух принадлежит богатой семье.
– Какой же ты воин, если теряешь коня? – прищурив глаза спросил печенег.
Свей пожал плечами, виновато улыбнулся и развел руками: оплошал, мол.
– Ладно, – смягчился дозорный. – Посмотри, нет ли твоего коня в том табуне, что пасется на берегу.
Свей еще раз виновато улыбнулся и, как можно беспечнее махая камчи, пошел вдоль берега реки. Иногда он останавливался и как будто поправлял сандалии, но не оглядывался и старался идти медленно, а внутри все сжималось от страха. Река рядом, но и кочевников на берегу много. Свей повернулся и посмотрел, насколько далеко он ушел от пристани
– Течение в реке сильное, наверное, отнесет вниз. Может, еще вверх пройти? Нет, это вызовет подозрение, – раздумывал Свей, шагая вперед. Улучив момент, когда дозорный повернулся к нему спиной, Свей в три прыжка очутился на высоком скалистом берегу Днепра. Прыгнул в воду, роняя на лету, и кнут, и камчи, и сандалии.
