Зоя Валерьяновна осторожно пятилась назад, давя на жалось. Но стражники не давились. Мужики выглядели хмуро и очень, очень недовольно. На попятный они идти не собирались.
– Эй, ты! Ты нарушила закон Города Мертвяков и Приграничных Земель. За нападение на стражу ты должна проследовать в тюрьму или заплатить штраф, – рявкнул правый, который был помордатее.
Зоя Валерьяновна испугалась. Она запричитала, продолжая пятиться назад.
– Ой, батюшки, что делается! Что творится, что творится! Бабушку ни за что ни про что – в тюрьму! А штраф? Да откуда у нас, русских пенсионеров, средства? Вот вы знаете? Пенсия какая у меня – знаете? Вот, а если бы знали, вам было бы стыдно у баушки деньги брать. Тринадцать тысяч четыреста двадцать пять!
Рука у стражника дрогнула. Копье опустилось.
Воодушевленная Зоя Валерьяновна продолжила развивать успех.
– А коммуналка? Пять двести каждый месяц – вынь до положь! А есть, есть на что? Если бы не дети, с голоду бы мы, старики, перемёрли. А в ларьках сникерсы эти всякие. Внучек как заведет, смотрит на меня, а у меня на макароны в карманах мелочь гремит, – всхлипнула Зоя Валерьяновна. Ей стало себя очень, очень жалко, хоть подобное случилось всего один раз, когда Зоя Валерьяновна забыла дома кошелек. И одновременно с этим жалко ее стало всем наблюдающим, включая стражников.
Первым догадался, что дело пахнет керосином, предводитель местных инкубов. Он, как тоже своего рода биовампир, только питающийся другой энергией, просек суть старой фурии. Слабея на глазах и утирая слезы, отгоняя от своих мыслей образ фурячьего внука, который жалобно просит шоколадку, инкуб попытался сопротивляться. И у него даже начало получаться, но фурия уже достигла пика своего повествования. Ее голос поднялся, зазвенел непролитыми слезами и магией, которой невозможно было противостоять.
– А я ему говорю: пойдем, Никитушка, домой, я тебе блинков напеку. У меня мучицы есть, сахарку немножко, – плача и размазывая слезы по чешуйчатому лицу, рассказывала Зоя Валерьяновна. – А у меня дома мучицы на два блинка. Спекла Никитушке эти два блинка, умнице моей. Варенье ма.. малиновое окрыла, последнюю баночку – еще бабушка моя в деревне закрывала… Украсила два блинка-то, пудрочкой посыпала, чтобы красиво… а он меня обнимает и го… говорит: «Бабуля, лучше твои блины, чем сникерсы».
Зоя Валерьяновна всхлипнула. Вместе с ней всхлипнула вся очередь, а те, кто стоял рядом, просто свалились на землю с абсолютно обнулившейся энергией. Стражники повалились первыми. Копья выпали из их ослабевших пальцев и покатились с громким звоном по мосту.
