Услышал вдали шаги, резко развернулся. Со стороны входа в отделение, оттуда, где светилась надпись «операционный блок», двигались двое мужчин в хирургических костюмах. Игнат пошёл навстречу, остановился, преградив путь врачам, попытался понять по бесстрастным, усталым лицам ответ на свой вопрос – безрезультатно.
– Калугину Александру вы оперировали? Что с ней? – задал он вопрос сразу двоим, не зная, к кому обращаться.
– Вы кто?
– Муж. Документы показать? – Игнат увидел небрежный взмах руки, врачу точно было не до формальностей.
– Насколько знаю, операция прошла успешно, пациентка доставлена в интенсивную терапию. Все разговоры с лечащим врачом, с утра.
– Интенсивная терапия?
– ОРИТ, на пятом этаже. Спросите в справочной, там объяснят, – уже отходя, ответил тот же врач, на вид ровесник Игната, досконально Калугин не разглядывал. Второй был моложе, похоже, он был не в силах произнести ни слова. На лице читалась нечеловечная усталость.
– А вторая женщина, Барханова Любовь? – одёрнул себя Игнат от внутреннего ликования.
Жива! Шура жива! С остальным он справится.
– Ей кем приходитесь?
Тот, что моложе, поспешил в кабинет с надписью «комната дежурного врача», тяжело вздохнув.
– Друг семьи.
Что мог ответить Игнат? Вспоминая, каким взглядами одаривал его Пётр Барханов последние дни пребывания в Кандалах, он не друг, он больше чем враг.
– Родственники у неё есть?
– Завтра родители должны прилететь, – это то, что знал на данный момент Игнат. – И сын в детской больнице, три года. С ней был.
– Сын… – Врач оглядел Игната с ног до головы, словно решал что-то для себя. – Пациентка жива, переведут так же, на пятый этаж… но… подготовьте родителей, – последние слова он произнёс глухо, тут же развернулся и скрылся в том же помещении, что и второй хирург.
К началу рабочего дня не сообщили ничего нового. Состояние Калугиной Александры тяжёлое, стабильное – второе радовало сильнее первого. Стабильность – это хорошо, если возможно отыскать крохи оптимизма в том, что происходило.
Игнат перебрался на пятый этаж в холл напротив ОРИТа. То, что туда никого не пускали, ничего особенно не рассказывали – хоть и не было особых новостей – его не останавливало. Через полчаса приехал Олег, молча шлёпнулся рядом на стул, протянул свёрток со словами:
– Рубашка, джинсы, переоденься. Пустят к Шуре, перепугаешь.
Игнат посмотрел на себя, он и забыл, что на одежде остались следы крови. Лицо и руки отмыл, про остальное не думал.
