– Ясно, – только и кивнул майор, однако, выставлять Калугина не стал.
Велел сидеть тихо, не отсвечивать, на порыв Игната отправиться в супермаркет самому, ответил затейливыми оборотами речи, в конце добавив:
– Привыкли там, у себя, шашками махать, а у меня здесь бабы, дети, старики. Переговорщик уже работает, если понадобится, пойдём на штурм, но, скорей всего, уговорим сопляка.
Выяснилось, что стрельбу поднял некто девятнадцати лет от роду. Юнец, который получил лицензию на покупку оружия, после чего отправился восстанавливать справедливость по градации своего больного мозга.
Убрать зачинщика тихо, без шума и пыли, возможности не было. Парень нацепил взрывчатку, грозя взорвать всё в округе к известной матери. СМИ выдали информацию, что это муляж, дабы не поднимать лишней паники и не будоражить взбешённое общественное мнение.
«Сколько это может продолжаться?», «власти бездействуют», «силовики отмалчиваются», – неслось из каждого утюга.
«Очередная жертва буллинга или продуманный террорист?» – вопрошали журналисты, наигранно озадаченно глядя в камеры.
В один миг тягучая атмосфера неизвестности замерла, преобразовав воздух в вакуум, застыла, словно природа за секунду до атомного взрыва. А после люди, как частицы броуновского движения, задвигались в хаотичном порядке, тем не менее, Калугин ясно видел происходящее. Ребят в чёрной форме, основная работа которых была скрыта от любопытных глаз. Оцепление, которое активировалось, сменив расслабленные жесты на жёсткое оттеснение зевак. Появившиеся, словно из ниоткуда, ряды карет скорой помощи, реанимации, пожарных машин. Бумажный стаканчик из-под растворимого кофе, одиноко стоявший там, где несколько минут назад находился матерящийся налево и направо майор.
Звук и запах взрыва, бегущие в панике люди, нечеловеческие крики, распахнутые двери торгового цента, врачи скорой, бойцы в чёрной форме, плач, вой сирен спецтранспорта – всё смешалось в единую, гудящую какофонию.
Игнат ясно вылеплял картину происходящего. Отчётливо понимал, что происходит, куда следует направляться ему, следовал профессиональным рефлексам, выработанными годами.
Он заметил Шуру, вернее – русую косу, свисающую с носилок, и белый кроссовок на ноге, вторая была разута, почему-то даже без носка. В необъяснимом порыве дёрнул ворот рубашки, вырвав пуговицы с корнем, распахнул грудь до середины – ни жара, ни холода не почувствовал. Больше ничего не видел, лишь ступню, какого-то черта без носка. Почему? Почему без носка? Дался ему этот носок!
