– Пойдём предаваться разврату? – пошутил Игнат, выглянув в окно, где на улице поджидал Мага со всем своим семейством.
– Что? – замерла Шура.
– Даже представлять не хочу, о чём ты подумала, – засмеялся он, глядя на ошарашенного ежа – волосы забавно, уже привычно кучерявились у линии лба, и это до щекотки в солнечном сплетении умиляло.
– Игнат! – взвизгнула Шура, бросив в мужа полотенце, которое держала в руках.
– Иди-ка сюда, шалунишка. – Игнат сделал шаг вперёд, одним движением захватил руку Шуры, вторым впечатал в себя, чувствуя через слои ткани её и своей футболки мягкость женской груди, и прошептал в приоткрытые губы, двигаясь к кровати: – Шура, что ты делаешь со мной?
Она ничего не делала, лишь закинула руку ему на шею, провела пальцами по стриженому затылку, задышала в унисон. Потрясающие, оголяющие нервные окончания ощущения.
Добрались до кровати. Игнат лёг, утягивая за собой Шуру. До чертей в глазах хотелось оказаться сверху, пусть не довести дело до конца – что таить, он искренне любил опостылевшую многим миссионерскую позицию, – просто недолго побыть сверху, почувствовать тело Шуры под собой. Она же цепенела каждый раз, жмурилась, отворачивалась, несмотря на то, что остальные, даже почти смелые эксперименты встречала с любопытством, порой с откровенным, жадным желанием.
Когда-нибудь Игнат с этим разберётся, но не сейчас. Не тогда, когда губы жадно сминают губы, а руки скользят под юбку, поднимают подол, открывая вид на кружево под тонким, почти бесцветным капроном.
– Нас ждут, – шепнула Шура, на секунду оторвавшись от губ мужа.
– Подождут.
Забрался под футболку, чашечку бюстгальтера, огладил грудь, чувствуя, как напряглись соски под пальцами. Чувственная девочка, страстная, когда удаётся переломить ступор в хорошенькой голове.
Шура позволила раздеть себя. Помогла обнажиться Игнату, как всегда кинув любопытный взгляд на то, что скрывает белье мужа. Прикрыла глаза, когда он раздвинул её ноги, прошёлся пальцами по сокровенному – одержала очередную победу над собственной стеснительностью.
Понадобилось совсем немного времени, чтобы Шура была готова и балансировала на грани, только перешагнуть её Игнат не позволял до самого конца, оставляя на сладкое.
– Давай так… – Он перевернул Шуру на живот, приподнял ягодицы, окинул взглядом круглую, упругую попку, дурея от увиденного.
Настолько была хороша. Сказочно! Всё самое прекрасное и порочное в мире одновременно сосредоточилось в упругой молочной мягкости, шёлке кожи, в том, что открывается, если едва прогнуть поясницу.
