— Возможно, я просто немного пустил слюни. Боже мой, эти руки, — простонала я.
— О чем ты вообще говоришь? — спросила Оливия. — Я пытаюсь открыть картинку — дерьмо.
— Я увеличила эти мышцы. Ты можешь поблагодарить меня позже.
— Люси… — Она вздохнула.
— Что?
— Тебе не следует быть там.
— Не без тебя, ты имеешь в виду.
Наступило короткое молчание, затем она сказала:
— Да, и это только потому, что лучшие друзья не позволяют тебе делать глупости в одиночку.
— Хорошо. Я позволю тебе придерживаться этого.
Малыш спрыгнул с его спины и закричал:
— Ты сделал это, папа!
Он взволнованно захлопал в ладоши. Его папочка определенно что-то сделал с моими трусиками. Адам Коннор, этот человек, поднялся с земли и улыбнулся своему ребенку, взъерошив ему волосы. Парень вскочил, и они дали друг другу пять, затем он сказал что-то своему чертовски горячему отцу и побежал внутрь. Наклонившись, Адам схватил полотенце с одного из шезлонгов и начал вытирать пот с груди и живота.
— Господи, мне конец, — прошептала я в трубку.
— Что он делает? Скажи мне, — прошептала в ответ Оливия.
— Я хочу вылизать его, Олив. Вроде совсем плохо. Я хочу очистить его, как банан и…
— Скажи-ка!
— Иисус, не кричи, — тихо сказала я, прежде чем начать описывать, что происходит рядом с ее задним двором. — Его сын забежал внутрь, но сейчас он вытирает пресс полотенцем. Он такой потный. Олив… у него буква V! У него чертовски почти идеальная буква V.
— Есть другой вид?
— Да. Определенно да. Некоторые просто выглядят неправильно. Но его… моя зеленая Оливка, эти плечи… кажется, я умерла и только что попала в рай. Даже его волосы можно трахнуть. Это вообще имеет смысл? Я не большая поклонница блондинов, но его темно-медовые волосы делают это для меня. Все равно он почти коричневый. Господи, я хочу забраться под него, держаться за его плечи и просто позволить ему колотить…
— Люси, успокойся и не смей заканчивать это предложение, — сказала Оливия, но было поздно.
— Я должна, — сказала я, немного поскуливая. — Я должна сказать это, чтобы это могло сбыться. Ударь меня. Я хочу держаться и позволить ему трахнуть меня.
— Ты… я даже не знаю, кто ты, — сказала она, смеясь.
— А еще есть выпуклость, Олив. — Я тихо застонала, когда Адам повернулся ко мне и начал вытягивать руки с закрытыми глазами и запрокинутой головой.
— Боже милостивый, даже его горло сексуальное. И есть большая выпуклость, Олив.
— Он твердый?
— Нет… черт, я не знаю, но она не может быть такой большой, когда он
