Я вытянула шею выше, открывая все лицо.
— О, это его сын?
— Должно быть. О, он выглядит так мило, Люси.
Она испугалась рядом со мной, ее голос стал шатким.
— О Боже, пожалуйста, не начинай снова плакать, только не тогда, когда мы балансируем здесь на краю пропасти.
— Я же сказал тебе, что я не киска. Я не буду плакать.
В тишине ночи мы смотрели, как маленький мальчик пожимает руки напротив окна и смотрит наружу с самым грустным выражением на его маленьком лице. Через несколько секунд он резко обернулся и посмотрел вверх, как будто разговаривая с кем-то. Как мы ни старались, мы не могли видеть, кто стоит за ним.
— Не полагайся на меня слишком сильно, — сказала я настойчиво, когда плечо Оливии прижалось к моему, пытаясь увидеть, на кого смотрит ребенок.
— Думаю, это он, — пропищала она, игнорируя мое предупреждение.
Пока я изо всех сил старалась не упасть с лестницы, наш загадочный человек шагнул вперед и опустился на одно колено.
— Это он, — прошептала я Оливии.
Мы наблюдали, как Адам Коннор взъерошил темно-русые волосы своего ребенка и приподнял его подбородок костяшками пальцев. Если бы я сказала, что мое сердце не совершает всевозможных прыжков и хлопков, я бы солгала. В конце концов, он был красивым ублюдком, и я не виновата, что у меня слабое сердце. Мы не могли так четко разглядеть их выражения, но мы видели, как губы Адама начали двигаться, а затем ребенок бросился в объятия отца и обнял его за шею.
— Я чувствую, что мы делаем что-то плохое, — сказала я, когда ребенок внезапно отпустил своего отца и убежал, скрываясь от нас.
— Мы делаем что-то плохое. Это выглядело как личный момент, Люси. Мы должны спуститься.
— Да, нам следует.
Несмотря на то, что мы согласились, что нехорошо с нашей стороны вторгаться, никто из нас не двинулся с места. Мы не могли.
Адам на мгновение опустил голову после того, как ребенок убежал, затем вскочил на ноги и подошел ближе к стеклу.
И Оливия, и я напряглись, готовые исчезнуть из виду, если он решит выйти, но он просто стоял, засунув руки в карманы, и его взгляд сосредоточился на тусклых огнях, исходящих из его бассейна.
— Вот дерьмо, — тихо сказала Оливия, и вдруг я вспомнила, что не одна.
Я вздрогнула и посмотрел на подругу.
— Что?
Она посмотрела на меня, потом снова на Адама Коннора.
— Ничего такого. — Она покачала головой. — Я имею в виду, что мы не можем его увидеть его, но он хорошо выглядит с такого близкого расстояния. И… и он тоже выглядит грустным. Развод должен быть тяжелым испытанием для него и ребенка.
