Теперь их больше нет. Больше никаких семейных поездок, никаких черничных блинчиков и бекона. Больше никаких дней рождения, которые имели бы значение.
Мой дядя постарался. Он купил мне большой шоколадный торт и привел меня в популярный в городе зал игровых автоматов.
Я сидел за столом в обеденной зоне и смотрела в окно. Думал. Вспоминал. Анализировал. Я не притронулась ни к одной из игр в зале игровых автоматов.
- Алекс, иди поиграй, - сказал дядя. - Это твой день рождения.
Он сидел напротив меня, крепко сложенный мужчина с волосами цвета соли с перцем и светло-карими глазами, почти такими же, как у моего отца. Он не был красавцем, но был тщеславен, поэтому его волосы всегда были идеально уложены, а одежда идеально отглажена. Сегодня он был одет в строгий синий костюм, который выглядел крайне неуместно среди всех этих липучих детей и измученных родителей в футболках, бродящих по игровому залу.
До "Того дня" я не часто видел дядю Ивана. Когда мне было семь лет, они с отцом поссорились, и отец больше никогда о нем не говорил. Несмотря на это, дядя Иван взял меня к себе, вместо того чтобы позволить мне быть в приемной семье, что было очень мило с его стороны, я думаю.
- Я не хочу играть. - Я стучал костяшками пальцев по столу. Тук. Тук. Тук. Раз. Два. Три. Три выстрела. Три тела падают на пол. Я зажмурил глаза и использовал все свои силы, чтобы выкинуть эти образы из головы. Они вернутся, как возвращались каждый день с того дня. Но я не хотел уделять этому внимание сейчас, посреди вонючего пригородного зала игровых автоматов с дешевым синим ковролином и пятнами от водяных колец на столе.
Я ненавидел свой «дар». Если только не вырезать свой мозг, я ничего не мог поделать, поэтому я научился жить с этим. И однажды я сделаю это оружием.
- Чего ты хочешь? - спросил дядя Иван.
Я перевел взгляд на него. Он задержал его на несколько секунд, прежде чем опустить глаза.
Люди никогда этого не делали. Но после убийства моей семьи они действовали по-другому. Когда я смотрел на них, они отворачивались - не потому, что они меня жалели, а потому, что боялись меня, какой-то базовый инстинкт выживания глубоко внутри них кричал, чтобы они бежали и никогда не оглядывались назад.
Это было глупо, взрослые боялись одиннадцатилетнего, а теперь уже двенадцатилетнего мальчика. Но я их не винил. У них были причины бояться.
Потому что однажды я разорву мир на части голыми руками и заставлю его заплатить за то, что он отнял у меня.
