– Поедем к Эрику. Ты уже вырубаешься, а мы с ним ещё поработаем.
– Ничего я не вырубаюсь! Ты по ауре диагностируешь, что ли? Да ты же сам не спал совсем!
– Не страшно. Это ненадолго.
Тикает поворотник. Будто откалывает кусочки момента и укладывает плашмя на какое-то твёрдое дно.
– Я не поеду к Эрику.
Костя поворачивается ко мне и даже как-то бледнеет. Ну конечно! Думаешь, можно всего добиться своими «спасибо-пожалуйста»? Очень интересно, когда и как именно тебя прорвёт. И лучше бы это поскорее произошло… Меня подташнивает.
– Почему? – В голосе ни намёка на злость.
– Потому что мне там придётся вести светские беседы с его женой! А это – вообще не про меня! И я тебе говорила, говорила! А ты, блин, что ли, стесняешься своего жука?! – Открываю бардачок, нашариваю там среди кипы бумаги фигурку и ставлю её обратно на панель. – Вот! Он будет здесь сидеть, не отворачивайся! Момент искренности! Победа над подавленными эмоциями! К тому же он крутой, честно.
Да, всё-таки прорвало – но, как всегда, меня.
– Наконец-то… – Костя откровенно веселеет и, кажется, тянется дотронуться до моего запястья, но с полпути сворачивает этот жест. – У Эрика нет жены. Он трикстер. На всю голову двинутый. Ну что, едем?
– Ладно…
Нахохлившись, засовываю обе руки куда-то себе под мышки и понимаю, что действительно сейчас засну.
***
От вчерашнего дня в итоге мало что осталось. Вспоминаю подряд. Я скатилась с непривычного кожаного дивана где-то в начале третьего, проснувшись от запаха борща, который Эрик Юрьевич на этот раз варил сам. Увидев меня, он захлопотал на кухне с такой скоростью, что я долго приглядывалась в надежде наконец обнаружить две дополнительные руки у него за спиной. Костя к тому времени, как выяснилось, преспокойно уехал домой.
Эрик был в прекрасном настроении – если у него вообще бывают другие – и заверил, что мои проблемы благополучно решены. Я спросила, не собирается ли он как-нибудь стереть мне память, чтобы я никому ничего не выдала. Эрик ответил, что выдавать теперь всё равно некому, мультяшно подмигнул и поставил передо мной огромную миску борща. Я уточнила, добавляет ли он сало с чесноком в самом конце. Он расстроился, что нет сала, и тут же засобирался так сделать в следующий раз… Я взяла и спросила, немец ли он. «Ага… – махнул он рукой, открывая дверцу холодильника. – По рождению». И тотчас изогнулся в живописную загогулину, отыскал сметану и засветился от счастья.
После всех этих событий дома меня мало на что хватило – только на душ, половинку фильма и четырнадцать часов сна.
