— Примет! — уверенно сказал Вяземский. — То ли весь город, то ли воеводишка один изменной… Лишь бы Подрез от своего слова не отпёрся!
— Вы ступайте, а я как раз к Григорию по сему делу загляну! К вечерне поспею… — сказал Бунаков.
Однако поп Пантелеймон отслужил вечерню, а Бунаков так и не появился. Пантелеймон намеревался было начать навечерню, как к нему подошел дьяк Борис, перекрестился, поцеловал руку и сказал:
— Отец мой духовный, аз, раб Божий, ныне именинник!.. Отслужи по сему случаю молебен, батюшка!
Пантелеймон замялся, оглядел паству, будто выискивая кого-то, слегка кивнул в знак согласия и басом затянул, помахивая кадилом:
— Благодарни суще недостойнии раби Твои, Господи, в Твоих великих благодеяниях на нас бывших, славяще Тя хвалим, благословим, благодарим, поем и величаем Твое благоутробие, и рабски любовию вопием Ти: Благодетелю Спасе наш, слава Тебе…
От молящихся к Пантелеймону протиснулся десятильник Иван Коряков, которого поставил в Томск сибирский и тобольский архиепископ Герасим наблюдать за клиром, и сердито зашептал:
— Ты пошто навечерню отставил? Кому молебен поёшь?
Пантелеймон скосил глаза на дьяка Бориса и продолжил:
— Благодарим Тя, Господи Боже наш, о всех благодеяниях Твоих яже от перваго возраста до настоящего в рабе твоем Борисе бывших, их же вемы и не вемы, о явленных и неявленных, яже делом бывших и словом: возлюбивый его, как и Единородного Твоего сына…
Коряков подошел к дьяку:
— Не в чин молебен затеяли, Борис!
— Заткнись! Не твово ума дело! У меня именины! — презрительно бросил дьяк.
— Даждь словом твоим мудрость и страхом твоим вдохни крепость от Твоея силы, и аще что хотяще или не хотяще согрешихом, прости и не вмени и сохрани душу его святу, и представи к Престолу Твоему, совесть имущу чисту и конец достоин человеколюбия Твоего…
— Люди, — воскликнул Коряков, обращаясь к молящимся прихожанам, — дьяк Борис с попом для своих именин затеял молебен петь! То они делают не в чин, молебны не поются простым людям после вечерни, отставя навечерню, а поются молебны токмо на государев ангел и на государские праздники, а то он, Борис, затеял не в свойскую меру! Являю на дьяка Бориса и попа Пантелеймона государево слово!..
Под деревянным сводом храма повисла напряженная тишина, было слышно, как потрескивают зажженные свечи. В это время вошел Илья Бунаков. Перекрестился.
— А вот и воевода! Явку мою примет! — обрадовался Коряков.
— На кого явка? — нахмурился Бунаков.
