— Верно, что с миром тянете! — в задумчивости сказал Бунаков. — Всё не угомонится, дьявол!
— Иван Микитович, вы уж нас не выдавайте! Ежели он узнает, что к вам бегали, живота нас лишит!
— Не бойтесь, ступайте к хозяину вашему и скажите, что слух по городу, как он велел, пустили! Мы же постараемся, чтобы государево дело не замерло! А что еще против мира он измыслит зловредное, нас о том извещайте, и то вам зачтется… О сей новой козни воеводы государю непременно отпишу! По всему, боится князь правды, коли ложные слухи пускает.
— Вот чёртов сын, как бы не смутил народ, окаянный! — воскликнул Патрикеев, когда холопы Щербатого вышли. — Чё делать станем?
— Надобно, чтоб Подрез в слове остался, что перед миром явил! Есть одна задумка, сам князь подсказал….
— Какая задумка?
— Когда свершится, поймешь!.. Вечером Подреза проведаю…
Вновь вошел Семен Тарский:
— Тюремный дворский Татаринов с делом каким-то…
— Ладно, давай…
— Иван Микитович, Петрушка горододел просит слезно оковы снять, ибо тесны и ноги у него опухли… Без вашей воли не смею. Что о том прикажете?
— За то, как он руку приложил, слова всего мира воровскими обозвал, сидеть бы ему со всеми в железах! — сверкнул глазами Бунаков. — Однако ж дело городового строения стало, плотники-неотёсы без него ни тяп-ляп! А государев указ о городовом строении исполнить надо! Так, Борис Исакович?
Патрикеев согласно кивнул.
— Захар, — обратился Бунаков к подьячему Давыдову, — возьми кого-нибудь еще, ступайте с дворским, поучите горододела батожками да отпустите…
Оковы с Петра Терентьева Давыдову помог сбить на тюремном дворе холоп дьяка Патрикеева, Гришка Артамонов.
Едва вышли за ограду, как Гришка с ухмылкой сказал:
— Петруша, а мне Борис Исакович велел с тебя за работу плату взять!
— За какую работу?
— Железа-то с тебя кто снимал? Мы! Стало быть, плати нам за работу. Иначе отведем к съезжей, отведаешь кнута на козле! Так, Захар?
Давыдов согласно кивнул и добавил:
— Ты, падла, не повинился еще и не сказал, кто тебя научил мирские челобитные воровскими именовать!
— Я уже многажды сказывал, что ошибся, ибо грамоте плохо обучен, — устало проговорил Петр.
— За этаку ошибку бить надо шибко! — оскалился кривыми зубами Гришка. — Но мы тя бить не станем, коли оплатишь нам работу.
— Сколь хотите?
— За такое дело не мене ста рублей! — сказал Давыдов.
Терентьев в изумлении вскинул брови и воскликнул:
— Нет у меня столь денег! Сто рублей токмо воевода стребовал, так он власть!.. А ты, Захар, всего-то кум Бунакову!..
