— Все ли повинились из Осиповых ушников? — озабоченно трогая ус, спросил Бунаков. — Нельзя оных оставлять на воле, дабы государя ложными вестями не смутили и на нас бы опалу не навели…
— Из первых изменников Родька Качалов да Макарка Колмогорец к миру не являлись и ответ не держали! — зло крикнул казак Логин Сургуцкой. — С руки воеводской немало лет кормились, добра немеряно нахапали, нас живота лишая!..
— Коли к миру не явились, надобно нам самим к ним пожаловать для разговору! — воскликнул Васька Мухосран. — Верно, Илья Микитович? — повернулся он к Бунакову.
— Верно! — согласился воевода. — И приказал Сургуцкому: — Собери казаков да ступайте на двор к Родьке Качалову немедля, поучите мир уважать!
— А что уворовал да награбил живота казачьего, меж собой поделите! — добавил Федор Пущин.
Илья Бунаков встрепенулся при этих словах, намереваясь что-то возразить, но промолчал и опустил глаза.
— Проучим, уж как проучим! — весело сказал Сургуцкой и вышел из трапезной.
Несмотря на густеющие сумерки, на церковной площади толпилось немало казаков, и Логин без труда собрал охотников явить Качалову волю круга.
Сын боярский Родион Качалов сотворил молитву перед иконой Спаса, перекрестился трижды двуперстно и подошел к столу, дабы задуть три свечи в золоченом подсвечнике и направиться за бархатную занавесь к перине, как услышал сильный стук в ворота и громкий гарк многолюдья. От нехорошего предчувствия сердце заколотилось, он спешно накинул червчатый кафтан, снял со стены замковую пищаль и вышел во двор.
— Кто такие? Чо надобно? — громко спросил он, подойдя к воротам.
— Открывай, поговорить надо! — отозвались снаружи. Родион узнал голос Сургуцкого.
— Не время на ночь глядя словесами трясти! Подите прочь, не то из пищали пальну!
За воротами гомон враз перешел в злобное многоголосье выкриков.
— Мы те пальнем, падла! Напугал бабу х…ром!
— Открывай немедля!
— Перемахнем через заплот и раскатим твои хоромы по бревнышку!..
Нехотя Родион снял с железных крюков перекладину-засов и отошел от ворот. Они тут же распахнулись, и во двор ворвались десятка три казаков, вмиг окруживших хозяина. При свете полумесяца было видно, что иные из казаков с пищалями, иные саблями опоясаны, а у большинства в руках палки-ослопы…
— Отдай, не то уронишь! — вырвал из рук Качалова пищаль казак Иван Тарский.
— Ты в кого грозился пальнуть, свиная харя! — схватил за грудки Родиона Логин Сургуцкой.
— Не ведал, кто снаружи, думал тати ночные… Пошто на ночь глядя пожаловали?
