— Где твоя пищаль?
— Потерял… — виновато опустил голову Иван.
— Да проиграл он ее Гришке Подрезу! — сказал Литосов. — Да и себя проиграл! Похолопил его Гришка…
— Пятьдесят батогов ему! — приказал Бунаков. Денщики подскочили к Ивану, содрали с него кафтан и уложили на бревно, рядом с которым стоял палач Степан Паламошный. Паламошный принялся за свою работу.
У сына боярского Пересвета Тараканова все было на месте, но, вспомнив, что Тараканов вёз отписки Щербатого, Бунаков, заглянув в дуло ствола, злорадно сказал:
— Скоро ржа проест, пищаль не чищена!
— Да вечером чистил!
— Я сказал не чищена, значит нечищена… Полсотни ударов!
Осматривая пищаль Василия Балахнина, которого месяц назад по просьбе попа Бориса выпустили из тюрьмы, Бунаков спросил:
— Где фитильный замок?
— Да сын озоровал и сломал, я о том не ведал… Починю седня…
— Не ве-едал! А ежели калмыки, пальцем будешь стрелять!.. Двадцать пять батогов, чтоб лучше помнил!..
Когда Василия денщики поволокли к Паламошному, Василий закричал:
— Придумал смотр, воровство свое укрепляючи, чтоб заединщикам своим потакать!..
— Сто батогов ему, а после батогов в тюрьму!.. — рассвирепел Бунаков.
Затем продолжил наставление:
— После первого выстрела пищаль надлежит немедля перезарядить, да чтоб более трех минут не перезаряжать, — кивнул он на песочные часы, стоявшие на столе перед Давыдовым, — ежели кто больше время потратит, тот винной чарки не получит, пусть даже и в доску попадет, ибо за то время калмык может три стрелы всадить!..
— Кузьма Сапожник, к рубежу! — вызвал он брата Васьки Мухосрана, одного из лучших стрелков. — Покажи, как надлежит стрелять!..
Кузьма подошел к воткнутой в землю палке, откуда следовало стрелять, огнивом запалил зажатый в замке фитиль, насыпал затравочного пороха на полку, прицелился и плавно нажал спусковую жагру, фитиль опустился на полку, затравочный порох вспыхнул, и раздался выстрел. Все увидели, что пуля ударила в центр доски. Кузьма быстро засыпал в ствол порох, запыжил, вставил пулю, закрепил пыжом и вновь удачно выстрелил.
— Кузьме две чарки! — сказал Бунаков, и Захар Давыдов записал на листе.
— Далее стреляем залпом по пять человек! Выходите, Ергольский, Неверов, Гречанин, Петлин и Ляпа…
Пальба за острожной стеной продолжалась до самого вечера. По окончании удачливые стрелки пришли к винному погребу, где целовальник Степан Моклоков выдал по списку Захара Давыдова обещанные чарки.
Через пять дней, в 30-й день октября, Бунаков провел второй смотр, куда были вызваны «всякого чину люди и служилые, и оброчные, и жилецкие, и гулящие» из посада и слобод. Дабы порох понапрасну не тратить, им стрелять не приказывали, а надо было лишь сделать вспышку затравочного пороха на полке пищали. Но и тут без батогов для нерадивых не обошлось…
