Синие глаза Алексея Михайловича потемнели. Уставясь недвижно в небо над постелью из червчатой камки, он еще малое время полежал, затем отдернул камчатую же драпировку, и свесил ноги. С лавки у изразцовой печи, расписанной цениной — синей травяной росписью, — вскочил постельничий Федор Ртищев и подошел к кровати.
— Как попивалось, государь?
— Опять бунт снился, Федя!.. Давай помолимся…
Они подошли к поклонному кресту в переднем углу спаленки, сотворили утреннюю молитву и направились из опочивальни по переходу в мыленку. Вечером прошлого дня царь в ней мылся и парился. В чанах вода была еще теплой. Подавалась вода по свинцовым трубам водовзводной машиной, построенной иноземцем Галовеем при батюшке Михаиле Федоровиче за два бочонка золота. Пол в мыленке тоже был свинцовым, дабы вода вниз не протекала, свинцовые доски пропаяны оловом…
Когда царь умылся, Федор Ртищев подал ему кипарисовый гребень и поднес к лицу ручное зеркало. Алексей Михайлович расчесал русые волосы, пух бородки и спросил:
— Как дела, Федя, по моим тайным наказам?
— Деньги твои, государь, стрельцам раздаются, и они под челобитной к тебе руки прикладывают, дабы вернуть Бориса Ивановича из монастыря… Да Патриарх же по четыре рубля дает. Скоро челобитную, государь, тебе подадут… По второму твоему повелению, государь, пищали и мушкеты в боярские дворы розданы для обережи от грабежей… Однако, узнав про то, многие из Москвы бегут, опасаясь ареста…
— Никите Ивановичу Одоевскому я говорил, чтоб он в Уложение записал беглых возвращать бессрочно… Как в Земском соборе работают?
— Шумят!.. — усмехнулся Ртищев. — Почитай, по каждой статье спорят, прежде чем в Уложение утвердить…
— Пускай шумят! Лишь бы от того для царства была польза…
— Как дела в Устюге Великом?
— Иван Григорьевич Ромодановский там сыск завершил, главных заводчиков июльского бунта повесил!..
— Эх, Федя, о делах без Бориса Ивановича поговорить не с кем! Яков Куденетович Бориса Ивановича не любит…. За все неустройства его винит!.. Тесть Илья Данилович только о своих каменных палатах думает, кои строит заместо сломанных деревянных!.. Один ты, Федя, мне верный друг!
— Государь! До конца дней своих буду служить тебе верой и правдой и радеть о благе твоего царства!.. — растроганно воскликнул Федор.
Вернулись в опочивальню. Федор помог государю одеться.
— Государь, есть у меня думка выписать из Киева монахов для обучения богослужебным книгам наших попов да единогласию на обедне… Что посему укажешь?
