В общем, напоследок пожали друг другу руки и я уже собрался, было, свинтить, как, повинуясь безотчётному импульсу, старлей подхватился со своего места и, обхватив меня напоследок своими лапищами, притянул к себе и обнял. Затем отстранился и, развернув лицом к двери, слегка подтолкнул в её направлении, глухо напутствовав:
– Долгие проводы – долгие печали. Иди, дочка. И сделай всё, что нужно.
– Уже взявшись за ручку двери, обернулся к Василию Ивановичу и, еле сдерживая подкативший прямо к горлу ком, невнятно просипел:
– Всё, что можно, сделаю. До встречи!
Открыл дверь и быстро вышел из помещения. И был почти уверен: в этот момент особист клял себя последними словами, ругая за то, что втягивает в очень опасное дело совсем ещё девчонку. Но более приемлемого решения, похоже, не нашлось. Да я не против – сам не смогу отсидеться в тылу в такое тяжёлое для страны время.
Шёл в сторону медсанбата уже без сопровождения. Снег мерно похрустывал в такт шагам. А я, увлёкшись обдумыванием полученного задания, абсолютно утратил связь с реальностью и не чувствовал одного весьма злобного взгляда, пытающегося прожечь дырку в моей удаляющейся спине…
Два дня пролетели – даже не заметил. Закрутился, как белка в колесе: утром, затемно, пробежка по крепкому морозцу, затем занятия в приснопамятном сарайчике, завтрак, помощь раненым, снова бег по поручениям и без оных, перекус на бегу, опять раненые. И так далее, по кругу. Причём, с кормёжкой далеко не всё так радужно: народ действительно голодает и продуктов выделяется сущий мизер. Из-за этого полуголодное существование скорее норма, нежели исключение.
В зимнее время темнеет быстро – вечер незаметно перетекает в ночь. Поэтому при отсутствии банальных часов весьма проблематично одно отличить от другого. И только потому, что в медсанбате поддерживалось хоть какое-то подобие распорядка, можно было разобраться со временем суток.
Так-то утром меня подбрасывала некая внутренняя пружина. В одно ли время – не в курсе: часов-то нет. А вот по окончании “трудовой вахты” отрубался как Бог на душу положит. И совершенно было непонятно – поздно или уже рано?
Памятуя о наказе старлея, никому ничего не рассказывал, усиленно готовясь к отбытию. Два дня – не Бог весть какой срок, но моя китайская гимнастика всё же, дала первые плоды: меньше стал уставать, на ногах держался более уверенно, да и головные боли стали не так сильно докучать. По крайней мере, ложку мимо рта уже не проносил, как бывало в первые дни после того, как очутился в медсанбате.
