И такой злобой на меня плеснуло, что даже слегка опешил. Была б на моём месте Ольга – ей-ей, потерялась бы от несправедливой обиды. Но хлыщ не на того напал! С одной стороны, тельце Ольги ещё очень слабое и даже такому дрыщу, как Петя, оказать достойное сопротивление вряд ли сможет. С другой – внутри этого слабого тельца я. И нового насилия над только вставшей на путь выздоровления реципиенткой не потерплю.
Не знаю, что уж там себе вообразил этот конь педальный, демонстрируя превосходство в размерах и силе, но боль только стимулировала резервы организма Ольги. И хоть положение было очень невыгодным – Петя зажал меня у боковой стены сараюшки, которая не просматривалась из близлежащих строений – о том, чтобы позвать на помощь, я даже и не подумал. А ведь Ольга была ниже Пети почти на голову. И значительно легче. Ведь каким бы этот кадр ни был дрыщом, но его семьдесят кило против несчастных Олиных сорока пяти (как говорят в народе – “бараний вес”) – всё равно что бульдозер против легковушки.
Излишняя самоуверенность его подвела: я не стал дожидаться момента, когда из меня в очередной раз вытряхнут душу, и стал действовать, влепив дрыщу коленом между ног. Знаю – подлый приём. Но и положение у меня тоже не из весёлых. Однако, моему противнику повезло: ватные штаны смягчили удар и всё, чего мне удалось добиться – разрыв физического контакта. Петя вынужденно отскочил от меня, держась за причинное место, а я смог сделать несколько шагов в сторону, увеличивая дистанцию между нами.
Но как же он меня разозлил! Плечи горели огнём и саднили, а в голове застучали “там-тамы”, ухудшая и без того не особо радужное самочувствие. Ну я и выдал на всю катушку, имея чёткую цель окончательно вывести противника из себя:
– Ты, Петенька, говори-говори, да не заговаривайся. Несколько раз видела, когда тебе раненую руку перевязывали. Не знаю, кто тебя сюда направил, но ранение от выстрела в упор из нашенской винтовки от ранения фрицевской пулей с расстояния в несколько десятков метров я отличить смогу. В упор ты стрелял, Петруша. В упор. Могу поспорить, – в мякоть левой, нерабочей руки. Ранение навылет. Ничего важного не задето. Как раз, чтобы в больничку угодить на излечение. И уж отсюда спокойно сдриснуть. Или ты думаешь, что твой интерес к саням, да кобылке никто не заметил? Как ты ужо два дни-то вокруг конячки круги наворачиваешь – то так прикинешь, то этак. Да вот беда – на виду она всё ж. А можа ты немецкий шпиён? А, Петя? Тогда что ж ты тут разнюхиваешь? Нешто вражью авиацию на медсанбат навести хочешь?
