«А если он рассказал им, что в последний раз общался со мной? – Нервно вопрошал у себя Григорий и тут же отвечал: – Но я же стою здесь, а не там. Значит, про моё общение с ним никто не знает».
– Боже мой! Ты только посмотри, дорогая! – раздался рядом с Григорием писклявый женский голос. Девушка обращался к своей подруге. – Я помню его! Недавно после боя залечивала ему рану на голове! Ох, кто же мог знать, что он…такой!
Знакомые нотки в голоске побудили Григория слегка повернуть голову и взглянуть на изумленную девушку. Он взглянул и замер. Она! Та, которую он поневоле оскорбил, стояла тут, рядом с ним! Но как он не заметил её раньше? Хотя, какая разница! Сейчас появилась возможность принести извинения и нужно было действовать… Думал Григорий и продолжал стоять подобно истукану, пялясь на девушку. Непреодолимая внутренняя скованность мешала ему обратиться к медсестре. Сказать, что у него поперек горла встали слова, значит соврать. Словам было тяжело сформироваться из-за скучковавшихся в гортани букв. Нижняя челюсть Григория медленно двигалась из стороны в сторону, когда он пытался выдавить из себя элементарное «привет». Возможно, в скором времени, девушка бы заметила, что на неё пялится безмолвный солдат, но Ефим избавил Григория от участи в очередной раз быть пристыженным, уронив ему на плечо свою тяжелую руку.
– Когда ты стал так много внимания уделять женщинам? – С усмешкой спросил адъютант. – Ты рискуешь пропустить всё интересное.
Григорий растерянно посмотрел на Ефима. Тот стоял, гордо выпятив грудь и, не смотря на то, что они с Григорием были одного роста, глядел на него будто бы свысока. На лице Ефима появилась улыбка, которую он старался выдать за дружескую, но Григорий почувствовал исходящую от адъютанта агрессию. Ему вдруг захотелось скрыться от товарища, но пришлось отбросить эту затею, когда генерал продолжил своё выступление и адъютант подошел к Григорию ещё ближе.
– Мне очень жаль, что наш дом, то место, где мы все росли брюхом к брюху; где ели одну пищу и совершали общий вклад в процветание колонии… мне жаль, что наш дом попытались предать! – Генерал снова встал возле головы плененной Королевы. – Те сородичи, которым, по неведомой мне причине, что-то помешало понять, где их истинный дом, которые нарушили клятву данную Королеве, данную на верность нашей колонии… будут казнены! Случайным «попутчикам» и перебежчикам с нами не по пути!
В Царском зале вновь поднялся одобрительный гул. Григорий молчал. Он чувствовал сильную тревогу, но не мог понять её истоки. То ли он переживал из-за того, что рядом стоит оскорбленная медсестра, и он не может вымолвить перед ней ни слова; то ли его пугал Ефим, который жадно впитывал каждое слово генерала, но при этом пристально следил за Григорием. А может быть, его тревожила речь генерала, будто бы являющаяся предостережением лично для него, для Григория? Он не знал, куда себя деть и твердо решил покинуть пир и отправиться спать, когда закончится казнь.
