Еще я ненавидел Машу. Да, да, ту Машу, что была невесткой старухи, у которой я заслуживал эту квартиру. Ксюша иногда рассказывала мне о любимой учительнице, но я никогда не слушал ее рассказы о школе – это скучно. Но не слушал, оказывается, зря, потому что позже выяснилось, что Мария Александровна оказалась той самой Машей. Я увидел их как-то вместе, но не подошел. А по окончанию школы они, к моему недовольству, еще и подружились. Маша убеждала неуверенную в себе Ксюшу поступить в университет, она вселяла в нее веру, обещала помочь подготовиться к экзаменам. Вдохновленная Ксюша приходила ко мне, пересказывала Машины слова, ее глаза горели. Глупости – хмуро говорил я – не поступишь, там все куплено давно. Мы рвали тем Ксюшу на части. Но я победил. Ксюша не стала поступать, пошла работать официанткой в кафе. Перед Марией Александровной ей было ужасно стыдно за свою слабость, и она сама перестала с ней всякое общение. Чему я был несказанно рад.
Кстати, по поводу неуверенности в себе, Ксюша писала в тех своих листах:
«Я всегда маленькая девочка. Я всегда младше всех. Я слушаю всех с открытым ртом, будто вот сейчас они скажут, что-то новое, загадочное, недоступное моему детскому восприятию. И каждый раз с разочарованием понимаю, что они повторяются, сами понимают лишь то, что лежит на поверхности, не могут или не хотят видеть глубже. Так как же они старше, если они не умнее? И тут бы в пылу моего разочарования начать ощущать себя им ровней, а может и выше, но, увы, мой пыл мгновенно исчезает, и я снова смотрю снизу вверх на их говорящие рты».
А еще я ненавидел дядю Кирилла. Для этого, как и в случае с Леной, хватило одного инцидента, и меня понесло. Я сдал выпускные экзамены, защитил диплом и один из преподавателей оставил меня при себе – в качестве помощника. Тут я расправил крылья! Не деньги меня окрылили – заработная плата, надо сказать, была, мизерной – а власть! Ее тоже было немного, но она была опьянительна. И на фоне новой волнительной жизни редкие свидания с Ксюшей перестали меня прельщать. Я уже не понимал, зачем они вообще мне нужны и искал случая ей в них отказать. Да к тому же тут одна первокурсница начала мне строить глазки. И я увлекся. Она была хороша собой, да и присутствие определенной интриги разгоняло кровь – я преподаватель, она – студент, это не этично… Но случилось все же у нас с ней пару свиданий. И вот во время второго, нас увидел дядя Кирилл. Мы с ней сидели на лавке в парке, я трогал ее колени. Вечером того же дня он постучал ко мне. Говорили мы в квартире, за закрытой дверью, но у самого порога. Дальше пройти он отказался. Да и сказал он не много, а я, так вообще, не проронил ни слова.
