Полина бы прошла мимо и деду мешать не стала, но…
– А кому нужны эти заводы? Только экологию портить. Пусть китайцы все за нас делают. Плохо, что ли?
Дедуня не верил. Долго с открытым ртом смотрел на внучку. Кто бы другой сказал ему это из телевизора, он бы нашел, что ему ответить, он бы отвечал громко, долго, он бы ему доказал…
Полина уже шла в свою комнату, быстро, чтобы не запомнить вот этих дедуниных глаз, этого раскрытого от удивления рта.
Это он меня укусил, думала Полина, безуспешно пытаясь сглотнуть подступающий к горлу ком.
В комнате задернула шторы, включила гирлянду, которая висела еще с Нового года, упала на кровать. Теперь мама знает то, что знают все, думала Полина, и моя совесть чиста. Знает, что Артем и что на одной ноге. Ей ведь и не нужно знать, что он злой. А еще умный, высокомерный, иногда просто невыносимый…
Полина готовилась к этому разговору, даже отрепетировала его на подруге. Пусть и не лучшей, но такой, которая имелась. Они с Анжелой были с одного двора, но ходили в разные школы. Анжела Полине нравилась. Она была из тех, кто умеет красиво курить тонкие дамские сигареты, стоя на кучи мусора за гаражом. Из тех, кто от этих сигарет может оставить следы на своих запястьях. Запястья, правда, у Анжелы были чистые, но Полине казалось, что это только потому, что не случалось у нее еще настоящей любви. По сути, Анжела выслушала от Полины ту же характеристику, что и мама (просто Артем, просто без ноги), и спросила: «А у него там-то все нормально? Ну как мужик он может?». Полина пожала плечами. Они даже не целовались. «Зря репетировала, – подумала тогда Полина, – мама такого не спросит».
Полина свесила руку, нащупала под кроватью книгу. Достала.
«Шинель». Она читала ее уже третий день. Полина долго смотрела на серую скучную обложку, пытаясь его возненавидеть. Иногда у нее это отлично получалось, и она уже чувствовала в себе силы, чтобы отнести все эти книжки обратно в школьную библиотеку, а по возвращении в класс пройти мимо его парты, даже не взглянув. Но эти непонятно откуда взявшиеся силы быстро покидали ее, когда она думала, что завтра он может сам первым поздороваться, и тогда она неприметно промямлит что-нибудь в ответ. А еще он может смотреть на нее на уроке в упор, не стесняясь никого, и тогда ей придется стесняться за двоих. А если Грачева Вадика не будет, он может подсесть к ней за парту и сидеть рядом весь урок молча, и она будет чувствовать его запах и пылать лицом. А может, как частенько бывало, весь день не замечать ее, говорить и смотреть на кого угодно, кроме нее, и тогда ей будет больно…
