Артем одной рукой притянул к себе продрогшую Полину. Какое-то время они будто неуклюжая танцующая парочка переминались с ноги на ногу. Артем пытался встать так, чтобы ветер дул ему в спину, и тем самым заслонить от него Полину. Там, где заканчивался ее нос, начинался Артем. Ей безумно хотелось прижаться пылающей щекой к его мокрой и, наверное, не очень приятной на ощупь куртке. Вот так бы и жить, думала Полина, и не нужно тогда полуголых тел, покрытых татуировками, не нужно костров, вигвамов и подолгу ждать его с войны. Так может, мечта – это прибежище для неудовлетворенных? Может, тем, кому и здесь хорошо, там и делать нечего?
В автобусе они ушли в конец салона, встали у окна, за которым змейкой вдаль убегала дорога.
– А может, там, в мечтах, он и был каким-нибудь летчиком или космонавтом, – сказала Полина, – просто это никак не проявилось.
И подумала про себя: «Что, ему в форточку выпрыгнуть нужно было, что ли?».
– Знаешь, как он приходил в себя? – спросил Артем, немного поразмыслив.
Он приблизил лицо к стеклу и подышал на него. На запотевшем стекле он нарисовал пальцем крючок, стоящий наискосок.
– Сначала он царапал их ложкой на стене, получалось непонятно. А однажды он смог вытащить из стола все выдвижные ящики и отыскал там карандаш. Карандашом стало получаться лучше.
– А что это? – спросила Полина.
Артем пририсовал еще две линии – оси, и получился график типа тех, что они рисовали на алгебре. Вертикальную ось подписал латинской П (P), горизонтальную В (V).
– Кривые Жуковского.
Полина продолжала молча смотреть на рисунок, не решаясь поднять глаза на Артема. Вдруг это что-то школьное, а она, как всегда, не знает.
– Это график, демонстрирующий взаимозависимость всех сил, действующих на летящий самолет.
– А-а, это что-то летное, – с облегчением выдохнула Полина. Она и не обязана такое знать.
– Да.
– Ну вот видишь, он и там летал! «Победа за победой», – думала Полина.
– Я же тебе говорю, он так приходил в себя. Перестал цепляться за Лизку, перестал быть смирным с мамой, он возвращался, понимаешь? Возвращался к себе, инженеру, конструктору, неудавшемуся летчику, в общем, опять становился нашим папой.
Полина смотрела в окно и улыбалась пришедшей ей в голову мысли.
– А может, это шифр? И так он хотел сказать, что на самом деле там, в своем мире, он был поэтом?
Артем ничего не ответил, и Полина, оставив блестящую от дождя дорогу, посмотрела на него.
– Ну Жуковский. Поэт. Мы же проходили.
