– Какой Джек?
– Папа всегда хотел русского спаниеля. Если видел их на улице, прям расцветал, играл с ними, ласкал, со мной и с Лизкой никогда так… Ладно. А у мамы аллергия. Мы никогда не держали ни кошек, ни собак. А тут он все стучит себя по ноге и говорит что-то типа: «чик» или «жик». Озирается при этом, ищет кого-то. А потом смотрели телевизор, и там спаниеля показывали, так он среагировал не хуже, чем на фото с домом. И тогда я уже разобрал, что он говорил: «Джек».
Они дошли до палатки. Артем взял себе бутылку воды и мороженое в рожке для Полины.
Странно было есть мороженое после такого разговора. А есть с удовольствием так вообще казалось кощунством. И Полина старалась есть его медленно и без энтузиазма.
Какое-то время они молча шли по парку.
– А когда за стеной у соседей плакал ребенок – маленький, новорожденный, папа замирал и говорил: «Ли-за». Он тогда уже начал членораздельно говорить.
– А тебя он вспомнил?
– Это не воспоминания, как ты не понимаешь?!
Артем разозлился. Почти кричал. Полина и так не знала, куда себя деть, а тут еще и это мороженое. В другое время она бы ему радовалась, словно дитя, а теперь держит его как букет, и выкинуть неудобно, и есть она его не может.
– Сейчас твой папа говорит? – тихо-тихо спросила Полина.
Артем вздохнул, будто и не хотел уже рассказывать.
– Координация движений и речь почти восстановились. То есть все возвращалось постепенно и как бы сообща. Он начинал держать стакан, понятно изъясняться, и вместе с этим возвращался его разум. То есть он стал ощущать действительность.
– То есть сейчас он вас узнает?
Артем остановился и посмотрел на Полину, будто устал от нее. Взял из ее руки мороженое и выкинул в стоящую неподалеку урну.
– Течет.
Полина посмотрела на урну, потом на свое пальто, измазанное мороженым.
Артем двинулся вперед, Полина за ним. Они шли обратно к остановке.
– Я думаю, он понял, что произошло. Понял, что вывернул себя наизнанку перед нами.
Вот тебе и Джен Эйр, думала Полина.
– Он не выходит из своей комнаты, да?
– Да он и раньше особо не выходил, когда был дома.
Больше Полина спрашивать ничего не стала.
***
Я – жена вождя племени Великого Холма. Я не раз отпускала его на охоту, отпускала на войну. Не проронив ни слезинки, ждала его в тени стремящегося к солнцу маиса, бродила босыми ногами по берегу Глубокого озера. И он всегда возвращался с добычей, он всегда возвращался победителем. Шел по деревне, большой и сильный словно бизон, гибкий и ловкий словно змея. Шел с неподвижным лицом, будто тело его не покрыто ранами, будто сердце не истосковалось по молодой жене. Я не бежала ему навстречу, не бросалась в ноги, не причитала. Я ждала его у входа в хижину, неподвижная, немая, по-праздничному украшенная.
