Поспать ему не удалось. Как только он опустил голову на мягкую подушку, его взгляд прилип к настольным часам, шестерёнчатый механизм которых завораживал и увлекал своим действием. Гена даже забыл о своей грусти. На одной из шестерёнок была маленькая пометка, сдвигавшаяся по чуть-чуть вверх. Минута, две, три, десять… Метка добралась до молоточка, и молоточек начал стучать по колоколу. Звон резко отвлёк взгляд от часов, глаза направились на полку около кроватной тумбы.
Там лежала запылённая книга, о существовании которой, казалось, Геннадий Антонович узнал впервые. В любом случае он не мог вспомнить, что это за книга. Пока лень снова не пришла, он решил достать с полки загадочную книженцию, чтобы всё-таки узнать её содержимое. Заполучив её, он снова рухнул на постель, в нём проснулся некий интерес. Открыв первую страницу, Гена со вздохом сказал: «А, это альбом, фотоальбом.» – и положил его рядом с собой, на одеяло. «Я-то уж подумал, мол, история или сказка какая-нибудь попадётся, а не-ет. Ну да ладно… Эх…»
Веки сомкнулись, но чувство расслабления, сна не появлялось, в голове буквально скакала искра интереса поразглядывать страницы альбома. Пришлось подчиниться этому желанию.
Лёжа на боку, опершись на левый локоть, Антонович зашуршал страницами. Он вспомнил, что этот альбом – одна из первых вещей, перевезённых им на новое место жительства, жаль только, это не его фотоальбом, а папин.
На каждой странице, как было подмечено, фотографии были сделаны в разное время года. Вот, например, первые фото были сделаны осенью.
«О, папа, а это… Хм, папа такой молодой… Да это ж я. Я, когда был совсем мелким карапузом.» – с проклёвывающимся удовольствием произнёс старик. «У нас такие ковры были на стенах, с геометрическими узорами, – продолжал он, – Уютно было в комнате, да… Они ещё так кололись приятно, ну, когда-то приятно, когда-то нет.»
На последнем фото этой страницы комната была изображена полностью: деревянные оконные рамы, оклеенные бумагой и скотчем; ковры на стенах соседствовали с круглыми часами; ажурная люстра излучала свет; в углу, около квадратного дивана, стояла гитара на газете; в центре комнаты стоял молодой Антон, на шее у него сидел малыш-Гена, а рядом с ними в обнимку стояла мама-Мария. Дом был деревянный, и это предавало уюта и теплоты, что чувствовалось даже на фотографии.
На глазах Геннадия Антоновича проступили слёзы, он погладил подушечками пальцев лица родителей и невольно погрузился в безмятежное состояние, когда не беспокоят мысли, почти сон, но всё же это не он.
