– Ловишь на лету, – обрадовался Филипп, – ну что, давайте выпьем за это, – он поднялся к тосту, – за начало великого дела!
– За приближение конца!, – вскрикнул Мирослав звонко ударившись в посудину Голденберга.
– Договорились значит-ся, – продолжал Мирон в машине, – только вот о чем, думаешь сама расскажет?
– Не-а, – ответила Лиза.
– А что ты мне скажешь?, – следователь обратился к спутнице, – не твой ли отец там раскидывает пламенные речи, госпожа Голденберг?
– Мой, но я-то знать не знаю, ни того блондина, ни о его связях с папой, – она врала во благо, не хотела раскрывать всех своих козырей заранее.
– Блондин этот, обычный картежник, проиграл всю жизнь в казино, и работает не пойми где и не пойми на кого. Об этом гласит личное дело Мирослава Гадюкина, – он протянул в руки девушки фото перекрашенного Германа, – но видишь ли, это не Мирослав Гадюкин.
– А как так?, – переспросила девушка, – по фото же точно он.
– Не знаю как, но они подменили оригинального Гадюкина “А”, Гадюкиным “Б”, где вариант “Б” подставное лицо. Крашенный казачок.
– Звучит не очень как для следственной теории. У вас вообще есть подставы так считать?
– Помнится мне очень чудесный случай, когда парочка студентов пыталась украсть скифскую пектораль, и был среди них самородок дела, по совместительству водитель, единственный выживший в погоне – Герман Блохин. Если сокращать, это он, по визуальной схожести, точно он. Крашенный казачок “Б” – Блохин. Да и по виду не скажешь, что этому человеку 34 года.
– Догадки догадками, Мирон Валентинович, уж не обессудьте.
– Вот смотрю, вот знаю же, что это он, но взять не могу, не могу…, – он уже испытывал похожее бессилие. Мирон отлично знал, что его предыдущий напарник – Андрей Вишневский, работал на картель, старался сливать все данные дела преступникам. Тот случай закончился плачевно, Трубецкий не мог сдержатся перед своей беспомощностью и совершил самосуд. Эти мысли нагружали голову, вводили в дурман…
– Вам плохо?!, – резко обернувшись и взглянув на побледневшего Мирона, вскрикнула Лиза.
– В норме, в норме, кха-кха-кха, – его кашель, похож на марш корабля-ледокола в океане, – смотри, вышла подружка, – он указал пальцем на ветреную Надежду, что только вышла из заведения, – пакуем?
– Сами говорите, нету у нас права паковать их, – отвечала Елизавета.
– Вот такая вот мадама, – комментировали между собой произошедшее Герман с Филиппом, – лучший картельный материал, он все прекрасно понимает, но столь податлив, как рабочий инструмент и столь умна собой, что лучшего кандидата для нашего дела и не найдется.
