Она ударяет меня тыльной стороной ладони, довольно сильно, по плечу. Если бы она была на несколько сантиметров сзади, было бы очень больно. Но я заставляю себя не думать о состоянии моей спины.
Вместо этого я ловлю ее пальцы в своей руке.
Она замирает, ее улыбка ослабевает, и она смотрит на меня, приоткрыв губы. Интересно, что она сейчас чувствует?
Я бы хотел, чтобы она не была той, кем она была, хотя бы на несколько минут. Как бы я хотел, чтобы она не была женой Люцифера. Моя сестра. Девушка, которая все еще собирает себя по кусочкам.
На какое-то время я просто хочу, чтобы она была моей. Потому что она из тех девушек, которые позволят мне делать с ней все, что я захочу, и ей это чертовски понравится.
Потом до меня доходит, что Люцифер, вероятно, каждый день делает с ней именно то, что хочет, и я роняю ее руку.
Она не моя. Не моя.
— Пойдем, Ангел.
Но никто из нас не двигается.
— Мейхем? — шепчет она мое имя в темноте, хотя ей не нужно привлекать мое внимание. Оно уже у нее есть.
Я просто смотрю на нее, ожидая того, что она действительно хочет сказать.
— Спасибо.
Я сглатываю комок в горле, не отрывая от нее взгляда, хотя у меня возникает странное желание отвернуться.
— И тебе спасибо, Ангел.
А потом она возится с кнопкой, чтобы открыть двери МакЛарена, бормоча что-то об излишествах, и холодный воздух Александрии в конце декабря посылает мурашки по моему позвоночнику.
Или, может быть, эти мурашки от того, как двигаются ее маленькие бедра, когда она идет к заднему входу в Либер, а охранник спешит открыть для нее дверь. Ветер развевает ее каштановые волосы, спускающиеся с шеи, и я мельком замечаю ее черную бандану. Думаю о том, как она обмотала ее вокруг горла Пэмми, душила ее, пока я использовал молоток.
У меня болит спина от этого воспоминания. Размахивать молотком почти сто раз плохо для человека с крепкой спиной. А для кого-то с открытыми ранами вдоль позвоночника? Довольно, мать его, жалко.
Я вешаю голову и думаю о том, чтобы пойти домой. Но я не хочу оставлять Сид, на случай, если Люцифера станет… слишком много. Жаль, что мы не говорили о нем больше. О них. Хотелось бы мне расспросить ее о жизни, а не просто подбодрить ее на убийство 101.
Слишком поздно для этого сейчас.
Слишком поздно для многого.
Я выдохнул, удивляясь, почему, во имя всего святого, я оставил свою траву дома. Думаю, я должен дать себе поблажку. Убийство требует небольшой подготовки, даже если у меня есть средства, чтобы кто-то другой убрал за мной.
