Деяния Апостолов на фоне еврейской диаспоры | страница 27
3. Литературные источники
Из литературных источников первого века, которые обычно привлекаются в дискуссии о прозелитизме, я буду обсуждать только те, которые рассматривались как свидетельства в пользу активных действий иудеев по рекрутированию прозелитов, оставив в стороне те, в которых не усматривали подтверждения существованию особого миссионерского рвения. Эти источники можно разделить на три группы: языческие, иудейские и христианские. Первые две группы будут обсуждаться в этой главе. Третья группа – в следующей.
3.1. Языческие источники
Самым знаменитым римским свидетельством в пользу теории о миссионерской деятельности иудеев, без сомнения, являются стихи Горация:
…ubi quid datur oti,
illudo chartis, hoc est mediocribus illis
ex vitiis unum; cui si concedere nolis,
multa poetarum veniat manus, auxilio quae
sit mihi: nam multo plures sumus, ac veluti te
Iudaei cogemus in hanc concedere turbam
(Sat. 1,4,138-143).
Перевод этих стихов на русский язык отчетливо отражает их традиционную интерпретацию:
«… когда же
Время свободное есть, я все это – тотчас на бумагу!
Это – тоже один из моих недостатков; но если
Ты мне его не простишь, то нагрянет толпа стихотворцев,
Вступятся все за меня; а нас ведь, право, немало!
Как иудеи, тебя мы затащим в нашу ватагу!»
(Перевод М. Дмитриева)
Хотя эти строки хронологически немного предшествуют интересующему нас периоду, их нельзя не упомянуть из-за того значения, какое им придавалось во всех дискуссиях о прозелитизме. Заключительные стихи сатиры Горация считаются первым упоминанием о миссионерском рвении иудеев в римской литературе[36]. Те, кто соглашаются с такой интерпретацией, понимают его сравнение поэтов, которые принудят гипотетического горациевского критика присоединиться к своей компании, с евреями как указание на то, что евреи принуждали язычников делаться прозелитами и присоединяться к их общинам[37]. Это стандартное понимание горациевских строк. Но не единственно возможное. Альтернатива – как я считаю, правильная – была предложена и обоснована Джоном Нолландом[38]. Анализируя структуру всего текста сатиры, в которой Гораций обосновывает само право поэта обращаться к сатирическому жанру, Нолланд обращает внимание на то, что в ее последней части упор делается на противопоставление разума и грубой силы. Слова cui si concedere nolis отделяют предшествующее, т.е. перечисление разумных аргументов в пользу писания сатир, от иронической угрозы использовать против того, кто не внемлет разуму, объединенную силу поэтов-сатириков. Если согласиться с тем, что сравнение с евреями указывает на их миссионерскую деятельность, то тогда в контексте заключительной части сатиры эта деятельность должна была бы носить силовой характер – а ведь даже при самом пылком воображении как-то трудно представить себе толпу евреев, насильно ведущих сопротивляющегося римлянина обрезать свою крайнюю плоть. Нолланд обращает внимание и на то, что эти стихи обычно понимаются как аллюзия на прозелитическую деятельность, поскольку в словах in hanc concedere turbam видят указание на присоединение к определенной группе. Однако глагол concedere встречается в заключительных стихах дважды и в первом случае, в ст. 140, имеет значение, близкое к ignoscere – «проявить снисходительность, извинить». Нолланд предлагает и во втором случае, в ст. 143, понимать этот глагол так же, не связывая его жестко с in hanc turbam. Смысл последних стихов тогда будет следующим: если бы я был единственным, кто грешит писанием сатир, то ты мог бы принудить меня от него отказаться, но я делю свой грех с целой армией поэтов, и с такой силой ты вынужден считаться. Смысл сравнения с евреями проясняется, с точки зрения Нолланда, при сопоставлении с пассажем из «Речи в защиту Флакка», 28, 66 Цицерона: «Тебе известно, какова величина (quanta sit manus) [еврейской толпы], какова сплоченность (concordia), сколь велико ее влияние в собраниях (in contionibus)». Этот пассаж часто привлекается при обсуждении стихов Горация, но при этом он никак не влияет на их понимание. Между тем, и Цицерон, и Гораций говорят об одном и том же социальном феномене, характерном для Рима их времени. Вот как его характеризует Нолланд: «Похоже, еврейское население в Риме было достаточно многочисленным, чтобы в общественных местах могло собираться значительное число праздношатающихся евреев, относившихся, видимо, к беднейшим слоям. Их религиозная принадлежность была силой, их объединяющей, так что у них было больше общего, чем у остального народа, проводившего время на римских улицах, и это давало евреям возможность действовать согласованно. Обнаружив, что в результате совместных действий они приобретают известное ‘политическое’ влияние, несоизмеримое с их скромной ролью в римском обществе, они сплотили ряды еще больше. По-видимому, это особенно часто происходило во время публичных судебных слушаний, проходивших под открытым небом.» Таким образом, в сатире Горация речь идет не о миссионерской деятельности, а об умении евреев оказывать давление в области социальной и политической