Александр Данилович взял штоф и налил себе стакан до краев — жахнул, по привычке с юношеских времен, занюхал расшитым золотом обшлагом. Потряс штофом, и, не услышав внятного бульканья, поставил тяжелую бутылку на стол. Вздохнул с нескрываемой печалью — выпить хотелось до жути. Опять же неясно как поведет себя царь — ведь прибить может, рука тяжелая, с него станется.
Он сказал ему все, что успел, и сейчас надеялся, что Петр, прочитав письмо от сына, не впадет в бешенство. Скосив глазом, обомлел — царь был спокоен, пару раз даже хмыкнул. Показалось или нет, но вроде как улыбнулся даже. Да и лицо немного прояснело, видимо переборол гнев. И задумчивый стал, лоб наморщил.
— Вот ты каким, Алешка, стал…
Петр Алексеевич взял серебряный колокольчик, позвенел им. Дверь тут же открылась, на пороге появился преображенец с горжетом на груди — Меншиков узнал его сразу — капитан Румянцев, верен царю как пес, боготворит его, даже ревность кольнула.
— Этому старому дураку, князю Якову Долгорукову голову не рубить — милую его. Вздумал меня обличать громогласно, с ума выжил совсем. Мириться с Алешкой предлагал. И остальным передай — никого казнить не буду — но держать всех на хлебе и воде, пусть прочувствуют. Не стану кровь проливать, раз такие дела начались. Ты все понял?!
— Да, государь. Никого не казнить, держать в строгости!
— Тогда иди, — Петр взмахнул рукою, отпуская гвардейца, а сам повернулся к Меншикову, и с недоброй ухмылкой произнес:
— Яшка Брюс решил меня тут под караул брать, многих подбил. Но мне о том донести успели — все злодеи бежали, а он остался, да еще с десяток схватить успели. Думал, завтра к полудню четвертовать их всех, ну да ладно, так и быть — помилую.
От слов «мин херца» у Меншикова чуть челюсть не отпала от несказанного удивления. Петр Алексеевич посмотрел на него строгим взглядом, будто о каком-то плутовстве узнал.
— Завтра с утра к Алешке навстречу поедем!
— Мин херц…
— Сам знаю, но приходиться ему на слово верить!
— Там этот хрен, Фролушка, с двумя офицерами сидит, винище трескают. Мы его настигли — теперь надо все дело спроворить. Может, собственными силами обойдемся — зарежем его прямо в комнате, или удавим?! А то поляки как всегда все испортят — у них руки корявые!
— Фи, что у вас за слова такие, барон. Не забывайте — вы служите шведскому королю, а перед вами ваш же фельдмаршал! Нельзя — пусть лучше шляхтичи нападают — их все же семеро против троих. Вот если им это не удастся, тогда нам придется за дело браться.
