Царская доля | страница 92



— Меншиков в плен попал к царевичу, участь была бы страшна, но государь Алексей Петрович обиды не вспомнил, как от него не раз перетерпел, и насмешки, коими его осыпали злорадно. Князь Василий Владимирович, мне письмо прислал, рассказал о том, как царь Петр немилосердно замучил брата его Михаила. И сотни жителей Твери умертвили по его приказу, не жалея монахов, старцев и убогих. Не оговор это — сам Меншиков о том поведал, как и рассказал о том, что старался царя смягчить.

Глаза Долгорукова зажглись огнем, старик сжал тонкими пальцами рукоять трости. Голос наполнился гневом:

— Мы, князья Долгоруковы служили ему честно, а он над нами не только глумы чинил, убивать бессудно принялся! Петр Алексеевич предлагает нам выбор свой сделать, от справедливости отказавшись, от церкви отлученный и анафеме преданный. Теперь я сам вижу, что за дела его грешные. Не умаляя подвигов и трудов его во славу державы Российской, мыслю, что нарушил он законы людские и божеские, и о том ему в лицо прямо скажу и смерти не убоюсь!

— Зачем напрасно свою главу на плаху класть, княже?!

Яков Вилимович Брюс вытер платком с лица выступивший пот — шотландцу нездоровилось. Тем не менее, последние дни он лихорадочно мотался по строящемуся городу, успевая сделать многое. Вести из Москвы, привезенные тайными гонцами, взбудоражили новую столицу. Все жители ясно осознали, что подвоза продовольствия больше не будет. Несмотря на выставленные караулы, каждый день по многим дорогам уходили людишки, выезжали дворянские возки и купеческие повозки. По дворам ходило страшное предсмертное пророчество, сделанное сестрой царя Петра Марьей Алексеевной, которую тот по своей обычной жестокости насильно постриг в монахини — «Петербурху быть пусту».

— А тебе тоже зачем умирать, Яков! Ведь царь быстро дознается, почто ты даже к осаде Шлиссельбурга не приступал! Так постреляли вы со свояком моим в друг дружку холостыми зарядами, на том штурм и закончился.

С Василием Петровичем Шереметевым Яков Федорович породнились, взяв в жены сестер князя Черкасского. Старик посчитал несправедливой, наложенную царем на свояка опалу, о чем не преминул сказать Петру Алексеевичу, за что был чуть не избит им собственноручно. Правда, через три месяца одумался, но Шереметевы на него затаили злость, которая сейчас и прорвалась наружу.

— В городе манифесты царя Алексея расходятся — многие считают его избрание Земским Собором справедливым. Спасением от зверств отцовских. А страдники в любой момент могут бунт начать, как солдаты и матросы — им ведь срок службы обещан семилетний. Ненадежны стали полки и команды, да многие дворяне задумались, тем паче сейчас, когда известно стало, что под Москвой случилось в одночасье.