– Да, знаю, – твердо сказал Полк, испытывая смешное облегчение от того, что он хоть что-то знает. – Отец был переводчиком…
– Правильно, – согласился директор. – Он увидел в колонне твою будущую мать… Ей было семнадцать… Потом говорил мне, что у нее на лице были только огромные зрачки – ничего не осталось, кроме мольбы, крика в глазах, обещания, вопля: «Спаси!» Честный Кен совершил поступок, который стоил ему карьеры. Он вытащил ее из толпы, отогнал конвойных, отвез не в комендатуру, а в магистрат и с пистолетом в руках заставил мэра их зарегистрировать… Красиво?
У Полка не шевельнулась в лице ни одна жилочка, бесстрастно спросил:
– А почему стоило карьеры?
– Потому что он был не просто переводчик, а серьезный служащий в МИ-5 – военной контрразведке. А власть такого своеволия паладинам не позволяет. Ты это запомни хорошенько…
– Любопытно, – хмыкнул Полк. – Мне всегда казалось, что он доволен своей карьерой ученого…
– Он был доволен своей судьбой – это важнее карьеры. И часто – совсем другое. Твоего отца вместе с беглой русской женой отправили в ссылку – сначала в Канаду, а потом к нам сюда. Кен служил в миссии связи английской разведки с ЦРУ… Кто возглавлял миссию – помнишь?
– Конечно… – кивнул Стивен. – Ким Филби, великий шпион…
– Но Кен Полк оказался крепче замесом великого шпиона, – с удовольствием засмеялся Фрилэнд. – Твой папаша, уделяя все время науке в Гарварде, все ж таки улучил минуточку – расколол, трахнул до исподнего Филби и всю его проклятую змеиную «пятерку»!
Они долго молчали, Фрилэнд тактично не подгонял Полка.
– Вы видитесь иногда? – спросил Стивен.
– Редко… Очень редко… Физически нет возможности… По телефону разговариваем… Сегодня я звонил ему…
– Зачем? – поинтересовался настороженно Полк.
– Я просил у него разрешения… Я должен был тебе все это рассказать… Особенно если ты не передумаешь ехать в Россию…
– Почему – вы? А не он? – ровно спросил Полк, и сердце его готово было треснуть на части. От жгучей обиды, от горького непонимания, от разрушенного чувства удивительной близости с отцом. Как это все могло получиться? – Почему отец не сказал мне этого сам?
Фрилэнд потер крепко руками лицо, будто сон отгонял, тряхнул головой, засмеялся:
– Я поймал себя на мысли, что я волнуюсь… А последние годы я волнуюсь в разговоре только с женой, моей святой кошмарной Пэтти, да и, пожалуй, с президентом США…
– Все остальное – рабочее возбуждение? – участливо переспросил Полк.
