— А признание разве не доказательство?
— Нет конечно, — грустно улыбнулся Фрунзе. — Если человек слаб духом, то его легко заставить подписать все что угодно. А если перед этим хорошенько обработать в камере, то он, ради прекращения этих мучений и публично во всем признается. И в том, что лично перебил всех мамонтов в палеолите, и во взятии Бастилии, и так далее. Человек слаб. И признание по сути не является доказательством. Слова нужно проверять. Вдруг он себя оговаривает чтобы кого-то выгородить? Или еще какие обстоятельства имеются?
— Тебя послушать, то они все невинные овечки. — недовольно скривился Дзержинский. — Революция должна себя защищать.
— Без всякого сомнения. — согласился с ним Фрунзе. — В том числе и от вредителей, очковтирателей и прочей подобной братии. Ознакомившись с делами я вернулся на производство. И пообщался с людьми. Выяснилось, что в первом случае на старшего смены написал донос его подчиненный — рабочий. Ему не нравилось, что тот шпынял его за брак и явку на работу в пьяном виде. Новый начальник смены был в курсе инцидента и просто игнорировал этого деятеля, который стал теперь бездельничать и ходить королем. Мы с тобой падаем от усталости, а он — филонит. Каково? Его, кстати, я в пьяном виде застал у станка, который он намедни испортил. Чтобы из-за простоя ничего не делать. В который уже раз. Ну а что? Зарплата идет, наказать нельзя, а работы нет. Чем не сказка? Во втором случае — это был донос заместителя, который таким образом подсидел своего начальника. В третьем…
— Довольно, — отмахнулся Феликс с явным раздражением.
— Я потому и говорю — уже сейчас творится какой-то кошмар. Просто потому что ты перегружен и не можешь этих деятелей нормально проконтролировать. А что будет если ты умрешь? Очковтирательство и фабрикация дел превратиться в основную практику? ГПУ войдет в смычку с уголовниками и станет их силовым крылом? Или …
— Чего ты добиваешься? — прорычал Дзержинский, перебивая собеседника.
— Я хочу, чтобы ты занялся своим здоровьем. Потому что мне страшно от одной мысли о том, какая вакханалия начнется, если ты уйдешь.
— Я слышал твое выступление на съезде. Ты умеешь нагнетать.
— Нагнетать? Ты верно шутишь! Пять дел, взятых мной наобум оказались сфабрикованы! Обычное очковтирательство! А ведь эти клоуны наверняка отчитались, что поймали вредителей или даже шпионов. В то время как по факту покушения на меня ничего не сделано. Советского наркома хотели убить — а эти пни не мычат, не телятся уже два месяца. Жену мою убили. Что сделано? Ничего. Квартиру ограбили. Опять глухо. Теперь вот новое покушение…
