– Да не видать в дыму. Будто поют, – отвечал парень в истрепанном треухе.
Толпа притихла, вслушиваясь.
– Поют. Вроде цыгане, – дородная баба в зелёной шали приложила ладонь к уху.
– Цыгане, вон и бубны звенят.
Коробейник, оказавшийся дальше всех от места представления, подпрыгивал, силясь разглядеть что-либо через головы. Связки баранок, свисающих с шеи, раскачивались и подпрыгивали вместе с ним.
– Смотри, растеряешь товар-то. От баранок одни дырки останутся.
– Да уж, милостива матушка чрезмерно, – не выдержал крупный купец, – слыханное ли дело, чумазым мордам…
Он не договорил, заметив недобрый взгляд Петруши.
Наконец показалась процессия.
Впереди шли факельщики, размахивая лампами, от которых исходил едкий густой дым, укутывающий повозку.
Сама же повозка напоминала большую клумбу с розами. Огромные кусты алых, белых, жёлтых цветов роскошной оранжереей разместились на открытой площадке.
– Ишь ты, красота какая, – ладная молодка в кокетливой атласной шубке до сего момента равнодушно щелкавшая семечками, застыла в удивлении.
– Это, Марфуша, не на лужку, на котором с мил-дружками развлекаешься, когда к родителям погостить ездишь, – крикнули из толпы.
-Тю на вас, охальники. Это с кем же я там развлекаюсь-то? У меня, чай, муж есть. Да за такую напраслину…
Марфуша не договорила. Повозка остановилась и грамотные стали разбирать, написанное на табличке, припрятанной в кустах роз.
-Па-губ-на-я пре-лесть, – неслось со всех сторон.
Откуда-то возник артист в костюме шута:
«Сиё, четвёртое отделение нашего маскерада, уважаемая публика, называется «Обман». Сейчас вам представляют аллегорию чувственной страсти. Посмотреть на нее – красота, кою и на свете сыскать трудно. А приглядитесь внимательнее. Видите, меж кустов головы змеиные. Так жалят нас предметы обожания, вводя в обман чувственный».
– Это точно, – прошамкала какая-то старуха.
– А ты откуда знаешь-то, Щекочиха? – засмеялась толпа, – никак обожателя завела?
– Так ведь и я молодкой была когда-то.
– И много грешила? – не унимались молодые мужички, шутя пощипывая старухин тулуп.
– Сколь и были, все мои, – парировала Щекочиха.
– Им для вразумления демонстрацию проводят, а они, – щуплый купчишка подобострастно заглядывал в глаза своему дородному товарищу.
– Одно слово, невежество, – согласился его приятель.
– Украли, ироды, – раздалось над толпой.
– Что украли?
– Кто украл?
– Узелок с платками расшитыми.
– Горничная купца Перешеева от белошвейки несла.
