Я оценил обстановку. Поистине, квартира представляла собой склад макулатуры. Характерных для любой ветхой квартиры вазочек, статуэток, картин, наград, ракушек и другого сувенирного хлама не было. Зато везде были книги, журналы и газеты. Глаз зацепился за первый попавшийся журнал на столе. Это была «Наука и жизнь» за 1961 год. Я огляделся и мысленно присвистнул – если покопаться в этом хламе, можно целое состояние накопать. Такого количества винтажных журналов, газет и пластинок нет, пожалуй, и в антикварных магазинах на Старом Арбате.
Егор Фомич, наконец, устроился на стареньком скрипучем стуле, напротив меня, вновь пристально посмотрел мне в глаза и спросил:
– Что же, молодой человек, так вы по поводу моей рукописи?
Я догадывался, что сперва речь зайдет именно об этом и заранее решил подыграть старику. Видимо, когда-то в лохматом году, а может и совсем недавно, дед от безделья решился на создание мемуаров. Отличная, по сути, новость для меня, поскольку именно за его воспоминаниями я и охотился. Нужно только узнать в какое издательство он отправил свое творение, и перехватить этот труд.
Я прекрасно знал, как именно относятся современные издательства к подобным опусам. Как правило, это были напыщенные автобиографические романы, наполненные смыслом лишь в тех местах, где прописан адрес самого издательства и его ОГРН. В основном такие горе-писаки – бывшие партийные деятели, начальники заводов, колхозов, пароходов, писали о том, как было хорошо в их героическом прошлом, как они старались достичь светлого будущего и как плохо им сейчас живется в нашем темном настоящем. В общем, одно бумагомарательство, словоблудие и графоманство. Ни одно, уважающее себя, издательство не возьмется печатать такое за свои деньги. Другое дело, небольшие частные издательства, которые берутся печатать любой бред, за деньги заказчика. Такие книги выходят в свет тиражом по двести – триста экземпляров, в твердом переплете на пяти сотнях страниц офсетной бумаги и так и пылятся после на полках у заказчика до самой его смерти. В лучшем случае, они пылятся на полках у тех людей, кому их подарил сам автор.
– По поводу вашей рукописи… – начал я издалека. – Егор Фомич, в нашу редакцию поступили сведения от анонима, что ваша рукопись не заинтересовала издательство, в которое вы обратились изначально.
Выражение лица Канариса не изменилось, из чего я сделал вывод, что действую правильно. Он сидел напротив меня и по-прежнему внимательно следил за моей речью. Его небесно-голубые глаза излучали дружелюбие. Руки старик держал перед собой на столе. Я продолжил:
