». Закалка разведчика позволила ему пить наравне со мной, а если учесть мою травму головы, то еще и выглядеть бодрее.
Егора Фомича отпустило только после того, как я предложил ему посмотреть на даты газет и журналов, которых в его захламленной квартире было с избытком. Как оказалось, в годы его работы под прикрытием, у него действительно был связной с фамилией Зильбер. Вернее, на тот момент, фамилию связной носил немецкую, но вербовавший его Ганс Граубер, знал его истинное имя. У них была своя система пароль – отзыв для работы с агентурой. Если Канарис спрашивал агента, посланного Зильбером о своей рукописи, человек Зильбера должен был отвечать, что рукопись ушла в печать. Если отзыв был иным, явка считалась проваленной.
Вчерашний наш разговор, по всей видимости, разворошил страшное прошлое разведчика и разум бедного старика на время помутился. Когда Егор Фомич понял, что натворил, на него было больно смотреть. Ветеран осунулся, посерел и выглядел, как узник концлагеря. Он развязал меня и сам обработал разбитую голову. Затем он предложил вызвать скорую помощь и полицию.
Я не мог злиться на него. Вместо полиции я предложил разговор по душам. Дед все понял и, молча, достал из своих закромов бутылку водки и наспех собрал на стол, чего бог послал. Всевышний послал не густо, два помидора, огурец и кусочек сала с бородинским хлебом. На ветеранскую пенсию оплачивать счета за столичную трешку было делом проблематичным, поэтому в холодильнике у Егора Фомича было шаром покати. Я сбегал в ближайший супермаркет и забил холодильник разведчика продуктами с запасом на несколько дней.
Мы выпили. Закусили. Разговорились. Оказалось, что такие помутнения рассудка посещали ветерана и раньше. Просто не так остро. Местные социальные службы по причине неустойчивой психики разведчика, отказались его курировать, откупившись компенсацией к его пенсии. Шестьсот сорок два рубля. Продукты пенсионеру по доброте душевной таскала соседка, Клавдия Ивановна. Тоже пенсионерка.
– Не будь ее, – признался Егор Фомич, – скорее всего заглулся бы, еще лет семь назад.
Он рассказал мне о том, как тяжело давался ему его хлеб в годы службы. Как трудно было оставаться под прикрытием, ведь для этого ему приходилось соответствовать стандартам партии, исполнять свой воинский долг в полной мере. Конечно, польза от его разведывательной деятельности во много крат превосходила злодеяния, которые ему и его окружению приходилось творить по указке начальства. Но как можно было ставить на разные чаши весов работу, пусть и во благо Родины, и жизни, ни в чем не повинных, людей и при этом оставаться в здравом уме? Я лично не мог представить себя на его месте.
