«Вот и ладно», — выдохнула Евдокия. Раньше бы она призадумалась, что за частоколом соседей забыл братец, но сейчас было не до него.
У речной заводи девочка, выбрав заросли осоки погуще, свалила в них грязные вещи и с полегчавшей корзиной побежала к лесу.
Юрко лежал в той же позе, как его оставила Дуняша.
— Эй, дяденька Георгий, ты еще живой?! — обеспокоенно окликнула его девочка.
Тяжелые веки медленно открылись.
— Живой, — обрадовалась Дуня и суетливо стала раскладывать на рушнике еду, — здесь вот молочко парное, тут хлебушек. Бери.
Чернявый сел, опираясь на ствол, взял из рук девочки крынку, сделал несколько жадных глотков, потом отломил небольшой кусочек хлеба и медленно стал жевать.
— Да ты побольше бери, здесь еще много. И сальце есть, я сейчас тебе ножичком нарежу, — хлопотала девчушка.
— Нельзя мне много сразу, не ел давно, худо будет. Ты оставь, я потом доем. Тебе сколько лет, Дуняха?
— Двенадцать.
— Как-то маловата для двенадцати, — незнакомец наступил на больную Дуняшкину мозоль, ровесницы уже щеголяли в поневах, а она в рост пока не пошла и довольствовалась детской рубахой.
— Давай перевяжемся, — предложила девочка, уходя от неприятного разговора, — я чистую холстину прихватила, и вот подорожнички.
Она юркими пальчиками развязала обмотку, посмотрела на рану, та была мокрой, но уже не кровоточила. На плечо легли свежие листы, смуглую грудь опоясала белоснежная лента.
— Готово, — улыбнулась девчушка.
— Знатной хозяйкой станешь, — похвалил Юрко, — подрастешь, я на тебе женюсь.
— Что-ты, — удивленно открыла рот Дуня, — ты же старый, должно старше батюшки моего.
— Какой я тебе старый? — вдруг обиделся чернявый. — Мне и двадцати лет от роду нет.
— Это ты так шутишь, дяденька? — девочка с сомнением посмотрела на изможденное осунувшееся лицо.
— То ты малая, не смыслишь ничего. Вон в поневу еще не прыгала[15], а как повзрослеешь — поймешь, какой я красавец.
Девочка не удержалась и прыснула от смеха.
— Э-э-эх, смейся — смейся, не верит она. Я бровью веду, девки за мной табуном бегут.
— Эк-то у вас девки не разборчивые, — покачала головой Дуняша и прикрыла рот ладонью, чтобы скрыть напрашивающуюся улыбку.
— И ты, голубоглазенькая, за мной бегать станешь. Вот попомни мои слова, — Юрко положил в рот кусочек сала.
«Смешной какой, жалко если помрет», — вздохнула про себя Дуня.
— Вот рубаха, дяденька Георгий.
На колени чернявому легла красота, девочка с гордостью расправила беленые рукава.
